Денис Юрин - Разведка боем

Близился вечер. Огонь уже не бушевал на превращенном в пепелище внутреннем дворе крепости, а клубы дыма пару часов назад рассеялись, но в воздухе все равно до сих пор пахло гарью – эфемерным символом несбывшихся надежд. Опершись спиной о лафет уцелевшей катапульты, Дарк все еще сидел на холодных камнях орудийной площадки и отрешенно наблюдал за тем, что происходит внизу. Моррон не размышлял, он уже давно обдумал неоднозначную ситуацию, в которую угодил, и, хорошенько взвесив все « за » и « против », принял окончательное решение, что и как сделает, едва лишь над руинами Кенерварда опустится ночь. Сейчас он отдыхал и старался не обращать внимания на то, что творилось вокруг. Он не хотел ни принимать участия в приготовлении ужина, ни в укреплении поврежденных огнем и снарядами стен поверженной крепости, и уж тем более Аламезу претила мысль с кем-либо общаться.

Дважды к нему на башню приходили посыльные от фон Кервица, чтобы пригласить на беседу, и он дважды их отсылал: в первый раз уважительно, во второй раз сухо и скупо. Если бы слуга рыцаря осмелился заявиться в третий раз, то Дарк не поскупился бы на выражения. Впрочем, к нему могли прийти и солдаты, чтобы скрутить по рукам и ногам непокорного спесивца, возмутительно нарушающего неповиновением походно-боевой устав, и силой отвести его в палатку командира. Хотя вряд ли фон Кервиц опустился бы до подобных мер. Он был слишком умен, чтобы так грубо поступать с разбойником, умудрившимся стать рыцарем и благородным воителем, вынужденным выполнять, притом довольно успешно, его тайные распоряжения.

Фон Кервиц был далеко не противен Аламезу, и моррон не испытывал отвращения при мысли о необходимости общения с ним. Однако Дарк не видел смысла в беседе с тем, кто завтра к полудню, скорее всего, уже станет трупом, и также считал абсурдным обсуждать меры по усилению обороноспособности крепости, над которой с часу на час вновь будет развеваться шеварийский флаг.

Фегустин Лат, известный герканской разведке под именем полковника Лоргиса, поступил мудро, как расчетливый стратег. Он отвел наемников в лес, поскольку приоритетным для него являлась не защита крепости, а проведение диверсии в глубоких герканских тылах, а также потому, что не исключал возможности, что штурмующие Кенервард – всего лишь передовой отряд наступающей армии противника. Лат отступил и не просчитался, а вот фон Кервиц угодил с остатками своего небольшого войска в очень незавидное положение. Насколько Аламезу было известно, рыцарь-разведчик действовал на свой страх и риск; решился на штурм, хотя знал, что подкрепление сможет подойти только через неделю, если не две. Теперь же его небольшой по меркам полноценной войны отряд был заперт в сгоревшей, лишившейся и орудий, и припасов крепости, и не мог отступить на родной берег. Фрегат был потоплен, торговая шнява сгорела, а бриги при столкновении с каменной стеною так сильно повредили борта, что матросы с трудом остановили течь. Если бы всем миром и удалось восстановить мачты, то на борт еле державшихся на плаву судов не смогло бы взойти более десятка-другого человек. Единственное, что теперь оставалось герканцам, так только ждать, пока к стенам крепости подойдут шеварийские войска, и, отважно приняв бой, геройски погибнуть.

Будь Дарк Аламез просто герканским рыцарем, то повел бы себя по-иному, в строгом соответствии с представлениями о долге и чести благородных воителей Герканской Короны. Он спустился бы вниз и, хоть не верил в успех обороны, наравне с солдатами укреплял бы стены и возводил из обломков камней вспомогательные редуты. Он готовился бы встретить смерть достойно: без страха и упрека, как и подобало носителю рыцарских шпор. Однако Аламез был прежде всего не рыцарем, а воином Одиннадцатого Легиона. У него оставалось много задач, которые нужно было поспешно решать: спасти Грабла и Анри, вернуть долг чести Каталине Форквут и Фегустину Лату, пронзив их черные сердца мечом, изыскать возможность как-то передать все, что он узнал на шеварийском берегу, Мартину Гентару, и многие-многие другие дела, конечную цель которых можно было сформулировать кратко: «уничтожить клан Мартел».

Моррон не мог позволить себе роскошь геройски погибнуть, перевалив на чужие плечи решение этих важных задач, поэтому и решил, что, как только стемнеет, тайно покинет обреченную крепость. Он даже не боялся покрыть имя Дитриха фон Херцштайна позором презренного дезертирства, ведь никто на герканском берегу и не догадывался об его участии в этой операции, а фон Кервиц и все его люди практически уже были мертвы. Так что Дарку оставалось лишь дождаться наступления темноты и, предварительно сбросив вниз доспехи, самому спрыгнуть с башни. Глубина озера в этом месте была довольно большой, так что шанса разбиться практически не было, а латы Аламез собирался отправить на дно водоема лишь для того, чтобы замести следы. Если бы доспехи остались лежать на площадке, соотечественники поняли бы, что рыцарь сбежал, и, возможно, бросились бы в погоню. А так караульные просто подумали бы, что благородный рыцарь чуть-чуть перебрал с празднованием победы и, оступившись, сорвался вниз.

Звук шагов прервал легкую дрему, в которой пребывал Аламез, надо сказать, совершенно не мучающийся угрызениями совести по поводу предстоящего дезертирства. На башне появился все тот же мальчишка-посыльный, принесший на этот раз не устное, еще более настойчивое, чем прежние, приглашение от фон Кервица наконец-то почтить командирскую палатку своим присутствием, а маленькое, свернутое в свиток и запечатанное сургучом письмо. Юноша ничего не сказал, только положил послание к ногам моррона и тут же ушел. Не ожидавший, что дело дойдет аж до переписки, Дарк с удивлением поднял письмо и, сорвав печать, быстро пробежался глазами по немногочисленным строкам, написанным в спешке, крайне некрасивым почерком:

«Дитрих, ты упрямый дурак! Какого черта решил, что получишь взбучку?! Твое задание остается прежним – голова Лоргиса должна слететь с плеч, хотя мне ты ее вряд ли принесешь… Боюсь, не пережить нам грядущего дня, а сдаваться шеварийцам постыдно! Как стемнеет, ступай к западной стене. Подожди, пока отряд Ринвы покинет крепость, затем уходи сам. Теперь смерть полковника – ваша общая головная боль, но действовать будете отдельно. Кто-то да добьется успеха! Девчонку остерегайся и лучше не задевай. Кажется, она тебя невзлюбила…»

Скомкав лист бумаги, Дарк собирался его сжечь, но затем передумал и, просто разорвав на мелкие клочки, развеял по ветру. Судьба иногда бывает до неприличия настойчива. Аламез только-только обрадовался, что его пути с герканской разведкой вскоре довольно удачно, без нежелательных последствий, разойдутся, как весьма капризная сестричка Провидения вновь толкнула его в круговерть шпионских интриг. Самое смешное, что Дарк даже не мог отказаться от нового поручения, ведь смерть полковника Лоргиса являлась одной из его целей.