Window Dark - Время Красной Струны

Но то были всего лишь мечты. А в действительности я угрюмо топтался в углу, исподлобья глядя, как какой-нибудь верзила заумно изгибается перед Эрикой, то и дело выбиваясь из ритма. Тогда мне становилось понятно, как это, когда сердце обливается кровью.

В тон мне тихо вздыхала Инна Говоровская. Она почему-то всегда оказывалась рядом. И на концертах садилась вместе со мной, словно нас сковывала невидимая цепочка, и в кино, и в столовой. Иногда такое внимание оказывалось весьма полезной штукой. Как-то раз два козла из того самого достославного второго отряда заперли меня в сарае, где хранились мётлы и лопаты. А народ ушёл на полдник.

Когда через полчаса явился завхоз, дабы самолично проверить, сколько черенков удалось переломить малолетним каратистам на сей день, я уже полностью потерял надежду увидеть свои четыре печеньки, две конфеты и стакан компота. Печеньки-то ладно, а вот конфеты я очень любил. В столовую я поплёлся чисто автоматически. К моему удивлению Инна сохранила мою порцию в неприкосновенности, не дав сожрать её даже вреднючему Таблеткину. Иногда внимание Инны грело. Было приятно, что хоть кто-то в мире обращает внимание не на твои толстые губы, а на тебя самого. В конце второй смены я даже решил, что обязательно запишусь в кружок выжигания. И если Инна приедет в третью смену, то выжгу ей на память Зигзага или Дональда. Или даже Чёрного Плаща, хотя тут придётся порядком покорпеть. Инна приехала, но приехала и Эрика. С той поры Инна стала только мешать. Мне всё казалось, что Эрика не обращает на меня внимания, решив, что я занят, раз рядом со мной постоянно крутится Говоровская. Ну и что мне было делать? Не выпихивать же Инну с соседнего места?

Поэтому я на каждой линейке отключаюсь. На утренней, чтобы не смотреть на уродов второго отряда. Стою так, ничего не вижу, ничего не слышу. И на вечерней я тоже ничего не вижу. Кроме Эрики. Тоже, можно сказать, впадаю в ступор. Голову чуть поверну, и гляжу на Эрику. А Эрика на меня не смотрит. Никогда. И замечательно! Я бы, наверное, со стыда сгорел, если бы поймал взгляд Эрики. Хотя иногда поймать её взгляд мне и хочется больше всего на свете. Но Эрика смотрит исключительно вперёд. Интересно, о чём в эти минуты думает она?

Как вы могли догадаться, нескоро я понял, что стихли все разговоры, и все взгляды устремлены в этот вечер туда же, куда обычно смотрит только Эрика.

С удивлением и я повернул голову. Нехотя. Затёкшие суставы больно кольнули шею. Я смотрел вперёд и думал, когда я снова смогу увидеть, как ветер легонько шевелит невыносимо прекрасные пряди волос. Это ж целая вечность — ждать до следующего вечера. И не дай бог, вместо построения опять устроят проклятый дискач.

Как уже говорилось, нехотя я посмотрел на эспланаду. И тут случилось немыслимое. Я позабыл про Эрику. На трибуне вместо нашей миниатюрной Иринушки высилась посторонняя фигура массивных габаритов. Что ж такого могло случиться, если Иринушка не вышла к спуску флага? Ведь до этого она не пропустила ни единого построения? Ни в первую смену, ни во вторую. Ни разу не брала она выходных дней, чтобы уехать в город. Даже не опаздывала. А тут такое…

Воздух пронзила троица оглушительных щелчков. Стоящая на трибуне опробовала микрофон.

— Добрый вечер, — голос казался извергнутым из глотки робота, поднявшего восстание против своих создателей. — С сегодняшнего дня обязанности начальника лагеря исполняю я. Моё имя — Электра Сергеевна.

— О! — забился в моё ухо жаркий шёпот Кольки Сухого Пайка. — Подходящ! Лагерь «Электрик» и директрису прислали Электричку.

Прозвища рождаются легко. Меньше чем за минуту я стал Кубой. Директрисе понадобилось не больше, чтобы превратиться из Электры в Электричку.

— Кое-какие планы будут пересмотрены, но в целом смена пройдёт, как обычно, голос набирал силу, казалось, ещё немного, и он действительно загудит электричкой, а потом раздастся дробный грохот колёс по рельсам. — Главные заповеди остаются прежними. Выходить за территорию лагеря категорически запрещено. За ночные брождения по лагерю — немедленное исключение. Следить за их исполнением я буду строжайше. А теперь — отбой! Вопросы, жалобы, предложения имеются?

— Электра Сергеевна, — встрял Антон Патокин, активист и вечный организатор КВНов. — Вы забыли спустить флаг.

— Разве? — улыбнулась директриса холодным оскалом сытого хищника, и Патокин поёжился. — Запомни, Антон, я никогда ничего не забываю. И если я чего-то не сделала, значит, так было задумано.

Отряды расходились по корпусам. Я несколько раз поворачивался и отказывался верить тому, что видел. Впервые за много дней полотнище чёрным квадратом трепетало на фоне начинающего темнеть неба.

Заканчивался шестой день третьей лагерной смены.

На утреннем построении, как и всегда, рядом со мной с ноги на ногу переминался Мишель Марсель из второго отряда. Обладатель потрясающе звучного имени (ну, может, лишь чуточку похуже, чем Эрика Элиньяк) по жизни был низеньким и рыжим. Казалось, с его по-деревенски простоватого лица, густо усеянного конопушками, улыбка не слазит никогда. Среди верзил он выглядел чьим-то младшим братом, не успевшим вовремя перебежать на положенное место. Такой смотрелся бы своим разве что в четвёртом отряде. Или даже в пятом. Да и по характеру он ничуть не напоминал дебилистых соотрядников. Я бы даже обрадовался добродушной улыбке, да помнил, что вместо него сейчас мог смотреть на Эрику.

Флаг, пропитавшийся росой, обвис мокрой половой тряпкой. Взгляды лагерных обитателей перетекали с Электрички на съёжившееся полотнище и обратно.

— Флаг! — команда Электрички заставила всех вздрогнуть.

— Чего разоралась? — проворчал Колька Сухой Паёк. — Поднят уже флаг. Разве ж не видно?

Электричка гордо подняла голову и осмотрела налипшее на флагшток лагерное знамя.

— Данный флаг вряд ли соответствует нашему лагерю! — заявление заставило подольше задержать взгляды на лагерной драгоценности. — Спуск флага я поручаю…

Все потрясённо замерли. Такого лагерь ещё не видел. Вчера флаг остался гордо реять, а сегодня, не справившись с возложенными обязанностями, будет спущен уже утром. И, самое удивительное, даже не директорскими руками.

Кого же достойнейшего из достойнейших выберут для столь деликатного поручения?

— Таблеткин, приступай, — приказ прозвучал безапелляционно. Антон Патокин отчего-то скривился. Я так хотел увидеть в эту минуту лицо Эрики, но четвёртый отряд, как и обычно, находился сейчас вне поля зрения.

Горбясь от волнения, Тоб взлетел на эспланаду. Руки забегали по металлической нити. Подбитой птицей упало полотнище. Намокший угол жалко щёлкнул по деревянному покрытию. Электричка, брезгливо поморщившись, отцепила скомканную тряпку, и та бесформенной грудой распласталась по доскам.