Window Dark - Время Красной Струны

— Колян, — прохрипел я, сгорая от восторга. — Продвигайся вперёд. Вперёд, не то задохнусь.

Перспектива задохнуться была близка, как никогда. Но это почему-то не казалось мне важным. Задохнусь, и ладно. Главное, еду!

— Не могу, — просипел Сухой Паёк и с трудом повернул голову ко мне, в его глазах полыхали огоньки бешеного веселья. — Там всё под завязку, — и его голова уехала обратно.

Такое положение дел меня не устраивало. Не то, что оно мне не нравилось. Нет! Мне нравилось всё, что было в этом автобусе. Но я понимал, что на ближайшей остановке стану наипервейшим кандидатом на высадку. А мне до чёртиков не хотелось вылезать. Может быть, я чуял, что будет ещё не наша остановка. А может, мне просто не хотелось расставаться со счастьем, пульсирующим в голове и медленно перекатывающимся куда-то в сторону горла.

— Старайся, — выдохнул я и хотел залимонить Коляну между лопаток, чтобы тот ускорился, но не смог. Кулак разжался, пальцы ощутили виноватое покалывание. Меня остановило странное чувство, что от удара Сухому Пайку станет больно. Смехота, а для чего же тогда и существуют удары? Нет, не мог я ударить Кольку. Пришлось задрать голову к потолку, чтобы хлебнуть немного воздуха. Высоко надо мной колыхались две ноги, обутые в валенки. От валенок исходил тягучий запах дёгтя. Наверное, дёгтя, потому что раньше мне дёготь нюхать не доводилось. Странно, но я тут же полюбил этот запах, как и запах бензиновых паров, поднимающийся с затоптанного пола. Я и после, гуляя по городу, частенько втягивал воздух после автобусов. Но потом уже было не то, совсем не то. А откуда-то, возможно из Колькиных карманов, вился густой и в то же время нежно щекотавший ноздри апельсиновый аромат.

Колька, тем временем поднапрягся и продвинулся вверх на целую ступеньку. Мне сразу полегчало, да и локоть стал проходить. Колька уже развернулся бочком и протискивался вглубь. Я решил не отставать, но дорогу заслонил длинноволосый лохматый субъект в красной бандане и очках под Джона Леннона. Может, это и был Леннон. В таком автобусе мог ехать хоть Леннон, хоть Ленин. Услышь я здесь сварливый голосочек Альфа, не удивился бы ничуть.

— My station is the next, — напевно сказал длинноволосый. Что ж, теперь буду всем хвастать, что разговаривал с самим Ленноном. От восторга я раскрыл рот, но ничего не сказал. Петька Удальцов, у которого есть все альбомы Beatles, удавился бы от зависти. Наслаждение поездкой набирало космические скорости. Видя, что я промолчал, длинноволосый попробовал зайти с другой стороны.

— Выходишь на следующей? — осведомился он.

Вы, наверное, подумали, что после его слов весь праздник оказался испорчен. Вовсе нет. Я возрадовался ещё сильнее. Мало ли с кем разговаривал Джон Леннон. А вот многие ли с ним говорили по-русски?

— Не, — с восхищением протянул я. А в чём дело? В таком автобусе по-русски заговорить мог и Джон Леннон.

— Тогда давай меняться, — предложил длинноволосый и развернулся, чтобы я проскользнул вдоль него. По его виду было заметно, что он тоже горд от возможности поговорить с героем, едущим на поиски Красной Струны.

Я мигом пробрался на освобождённый пятачок, а длинноволосый прямо-таки раздулся от гордости, что разговаривал с таким ловким пацаном. Место у двери я покинул вовремя. Автобус внезапно встал, как вкопанный. С криками восторженного испуга всех резко кинуло вперёд с такой силой, что мной чуть не проломили матовую плексигласовую перегородку, отделяющую место водителя от салона. Подавшись назад, я веселился на славу. Пока пробовал отлепиться от скользкой пластмассы, прошёлся не по одной паре туфель и ботинок. Однако никто не ругался, все только ободрительно улыбались. Мол, как ты ловко. Ну-ка, ещё разочек. Тем временем, дверь открылась, длинноволосый выпрыгнул наружу, потом мимо меня пронеслась сплочённая масса, состоявшая из неустановленного количества пассажиров. Затем в автобус вломились страждущие примкнуть к нашему празднику. Мне тут же вдарили по спине так, что я пробкой от шампанского отправился в глубь салона с улыбкой глупого восторга на лице и застрял где-то на полпути от Кольки до Эрики, которая сумела продвинуться достаточно далеко.

— Билетики! — проорал мне в ухо кондуктор. Здесь нельзя было не орать, потому что слева хор мужских голосов душевно выводил «Вот она пришла весна, как паранойя!», а справа смешанный вокально-ударный ансамбль, аккомпанирующий всеми подручными инструментами, исполнял всеми любимую «You In The Army! Now!». На душе светлело с каждой секундой от того, что хорошие люди исполняли хорошие песни. Пусть у них ещё не очень получалось. Ведь это не повод расстраиваться. Здесь оказалось ещё жарче, но, странное дело, запах пота не чувствовался. Воздух пропитывали ароматы, отдалённо напоминающие мяту, смешанную с «Олд Спайсом».

— Билетики! — напомнил мне кондуктор голосом, схожим с сиреной воздушной тревоги. Я радостно кивнул и полез в карман за мелочью. Платить за проезд не казалось мне чем-то печальным. Наоборот, я готов был расстаться с половиной жизни, чтобы вторую половину провести в таком автобусе.

Когда я протянул тёплый пятирублёвый кругляш, кондуктор замотал головой. Глаза его лучились добротой и сочувствием, мол, мы тебя всё равно любим, невзирая даже на то, что ты такой тупой.

— Талисман, — проорал кондуктор. Слева хор уже распрощался с весной и теперь встречал эскадрон моих мыслей шальных. Справа служба в армии, сопровождаемая тяжёлыми ударами аккомпанемента, продолжалась.

Я непонимающе уставился на кондуктора.

— Талисман счастья, — подмигнул мне кондуктор. — Он у тебя есть. Я знаю. Он есть у каждого. Давай, не жадничай. Ты ведь едешь не на простом автобусе, а на самом настоящем кусочке счастья. Из чего складывается кусочек? Из счастья, запрятанного в талисманы. Мы освобождаем счастье и продолжаем ехать, а ты выходишь именно там, куда ведёт тебя твоё счастье.

Вот оно что. Я призадумался. Разумеется, талисман счастья у меня был. Уже три года в моём кармане болтался ножик с выдавленной эмблемой «Marlboro». Я таскал его на все контрольные и ни разу не получил пару. Я никогда не терял этот ножичек, в отличие от часовых колёсиков, брелков, разнокалиберных шурупов, пластинок жвачки и телефонных карточек, которые словно улетучивались из карманов, и мне уже никогда не удавалось отыскать их снова. И даже когда грозный Шурка Рябцов поймал нас за курением его сигарет, то всем он отвесил знатных пинков, а мне, сжимавшему ножичек в кулаке и трясущемуся от страха, только харкнул на ботинок и показал увесистый кулачище.

И теперь следовало его отдать. И вдруг я понял, что у меня есть выбор. Я могу оставить ножичек себе. Но тогда… Я очень ясно увидел эту картину. Я до сих пор помню каждую её деталь. Автобус просто исчезает, а я остаюсь. На скучном сером тротуаре, среди пыльных, исхоженных вдоль и поперёк улиц, без друзей и знакомых. И не остаётся ничего, как просто идти домой, потому что больше идти некуда, да и незачем. Просто на поиски Красной Струны уедут другие. Уедет Инна. Уедет Эрика, с которой я просто не мог расстаться. Сухой Паёк уедет! Вы только подумайте, Сухпай разделается с Красной Струной, а я останусь ни при чём. Потому что, прокатившись на чужих кусочках счастья, заскупился и ничего не отдал взамен.