Анна Михалевская - Золотые нити сердца

Миа только вздохнула и от нечего делать стала оглядываться по сторонам. Нигде не было больших афиш со знакомыми лицами актеров. Никто не сновал туда-сюда по коридорам в поисках попкорна или нужного зала, у единственной кассы не толпились желающие немедленно приобщиться к искусству кинематографа. Их было всего трое. Она, Марк и этот сумасшедший Ше. Но что за холл окружал ребят! Тут была только одна ровная поверхность — это пол. Стены и потолок сливались в красивый разноцветный купол. Присмотревшись получше, Миа заметила, что купол состоит из множества частей, каждая из которых имеет свой узор — такие разные — от росписи мороза на стеклах до насыщенных орнаментов южных стран — они удивительным образом гармонировали друг с другом, создавая единую живую мозаику. Миа даже показалось, что мозаика ЗНАЕТ, что они УЖЕ пришли.

Она не могла поделиться своими ощущениями с Марком, потому что тот верил только в то, что можно увидеть своими глазами, а все остальное было либо просто "чушь", либо кому-то удобная и выгодная "чушь". Марк, однако, никогда не критиковал пристрастие Миа к "ощущениям" чего-то, чего явно не существовало, а лишь печально смотрел на нее, когда она делилась с ним своим очередным открытием.

Тем временем Ше, как заезженная пластинка повторял слово "фейерверк" на разные лады, будто смакуя, пробуя его на вкус. Когда Миа уже открыла рот, чтобы спросить, как им быть дальше, клоун, будто перехватив ее мысль, быстро затараторил:

— Уважаемая леди и не менее уважаемый джентельмен! (Марк даже поморщился от такого приторного обращения, но препираться, как он делал это с учителями в школе, не стал) — клоун Ше сделал в воздухе пару балетных па, — Скорей же пройдемте, нас давно ждут!

Миа и Марк последовали за ним. Холл и раньше выглядел огромным, но Миа не думала, что он ТАК огромен. Как только они вроде бы подходили к фрагменту узора, стена странным всплеском "отплывала" вглубь и перед Миа открывался новый холл — да, да, именно новый — в первом холе не было ни мебели, ни колонн, а в остальных они были, причем очень разные, необычные, иногда даже пугающие. Почему-то Ше решил, что до места назначения им необходимо пробежаться, и теперь они не шли, а скользили, почти летели по гладкому стеклянному (когда интересно он стал таким?) полу. Так что времени на осмотр почти не оставалось, но и сожалеть об этом Миа было некогда.

Марк старался ни о чем не думать. Он, конечно, обожал Миа, но здесь чувствовал себя лишним. Это явно был ее мир — со всеми так любимыми ею спецэффектами. Он ненавидел спецэффекты, эти фальшивые трюки, другое дело логика — она не обманет. Здесь же логикой и не пахло. Но никто его не заставлял караулить Миа у дома три часа подряд, а потом плестись за ней такой красивой и нарядной за тридевять земель. Ведь не могла же она так одеться для него. Надежный советчик здравый разум подсказывал, что нет.

Наконец-то Ше издал паровозный гудок (как это у него получилось непонятно, но факт оставался фактом даже для Марка — гудок был!). Вероятно, на его клоунском языке это значило, что "Все, друзья, приехали, дальше сами!"

И действительно, перед нашими героями распахнулась неизвестно откуда появившаяся дверь и они вдвоем (Ше быстро попрощался, крепко и по-деловому пожав каждому руку) вошли в небольшую уютную комнату. Обычная гостиная. Пастельные тона. Букетик с цветами на изящном журнальном столике. Удобные кресла. Мягкие ковры. Милые уютные занавески с нежным рисунком. Большое окно. А за ним… за ним слепящий глаза солнечный день, большой луг с яркой весенней травой, беспорядочные разноцветные горошины полевых цветов.

Все было настолько тихо, спокойно, чисто и уютно, что Миа это не на шутку испугало. Она, конечно, чувствовала, что вечер будет необычным, но не предполагала, что настолько. По сравнению с этой идеальной комнатой даже прогулка с Ше по залам-матрешкам казалось совершенно нормальной и даже какой-то обыденной.

По большому счету Миа была готова к чудесам, сам факт их существования не удивлял и не вызывал у нее никаких сомнений. Ее скорее удивило бы их отсутствие. Например, девочка упорно не желала соглашаться с тремя вещами: что она умрет, что она проживет несчастливую жизнь, и что какое-то из ее желаний не исполнится. И если для того, чтобы избежать этих недоразумений понадобится чудо, значит, оно должно произойти! Но одно дело рассуждать о чудесах, а совсем другое — самой участвовать в них душой и телом.

С Марком все было иначе. Ни на какие такие чудеса он не рассчитывал, не думал о них, и, более того, всегда исключал из разряда того, что с ним, Марком, может случиться. Поэтому он все еще находился в лихорадочном поиске "логического" объяснения этим нелепицам, происходящим вокруг него последние полчаса, час… Марк уже не мог определить и этого. Время, казалось, изменило свой ход, а его наручные часы служили теперь лишь украшением левого запястья — они остановились еще когда он шел за Миа по площади Сен.

Теперь он злился на себя, что не отправился домой тотчас же, как проводил Миа, да еще и оглянулся напоследок. И уже не смог больше никуда двинуться. Тоненькая фигурка Миа выглядела такой беззащитной и хрупкой, что, казалось, если он перестанет смотреть, то она исчезнет вовсе, и Марк ее больше никогда не увидит. Первая дурацкая мысль, которая привела вот к каким последствиям… Но судя по тому, что происходило сейчас, его предчувствие было оправдано. Тогда же он просто решил не переставать на нее смотреть, дождался пока девочка снова выйдет из дома и шел по пятам, шел прямиком до этого странного места.

Он раньше никогда не преследовал Миа, но сегодня вечером это показалось мальчику очень важным. Если уж чего-то ему и не стоило делать с самого начала, так это влюбляться в нее. Но на что была бы похожа тогда его жизнь? Марк не мог похвастаться ни закадычными друзьями, ни настоящими увлечениями, ни большой семьей. Мальчика воспитывал дедушка — родители погибли в автокатастрофе, когда он был еще совсем маленьким, и дед старался изо всех сил, но заполнить пустоту в душе Марка так и не сумел. Марк рос замкнутым и необщительным, но однажды впустил Миа в свою жизнь — целиком и безоговорочно, будто по-другому и быть не могло. А потом Марк влюбился. Знал, что вряд ли Миа разделит его чувства, но на всякий случай был рядом. Был рядом, как и сейчас. Не был с ней, но был рядом. Такая вот логика…

— Не надоело еще стоять? — приятный голос, знакомый для Миа, неожиданный для Марка.

— Располагайтесь, мои юные гости. Смелее! — подбодрила друзей незнакомка.

Сегодня она была одета в светло-голубые свободные брюки и такого же цвета облегающий свитер. Русые волосы гладко зачесаны и собраны на затылке. Теперь Миа могла рассмотреть ее лицо — каким же красивым оно было! Гордые изгибы бровей над яркими цвета неба глазами, светлая, почти прозрачная кожа, губы с чуть приподнятыми кверху уголками — все черты такие милые и знакомые, что Миа вдруг подумала: "Ах, если бы это была моя мама!" Или ей вдруг показалось, что незнакомка в каком-то смысле действительно была ее мамой.