Ахэнне - Принцип подобия

Щелк. "Он сгрызет ногти под корень", — Целест пронаблюдал, как проступает вместо выгрызенных кутикул кровь.

— Неважно. Да… ты прав. Привиделось.

— Винсенту своему не говори. Он голову тебе оторвет, — Целест продемонстрировал кулак, и угроза — реальная, куда реальнее странностей, глюков и зеленовато-блеклого призрака эвтаназии, заставила Рони фыркнуть.

— Конечно. Просто. Не буду больше расходовать ресурс на максимум, — Рони улыбнулся, и в той улыбке Целесту почудились йод и бинты.

*

— А я отыскал дешифратора. Не шарлатана, — Тао захлопнул дверь. Тон его подразумевал, что он как минимум возродил из останков родины великую Поднебесную Империю, и теперь воссядет на жадеитовый трон. А первым министром его уже назначен Авис, который по обыкновению, ухмылялся, и зубы его словно залиты топленым воском.

Причина ухмылки вскочила с кровати Целеста и неловко отодвинулась к полуоткрытому окну — от щели тянуло декабрьским холодом, свежим и пахнущим арбузами.

В Цитадель не пускали чужих, а Вербена стала исключением. "Попалась" она на третьем или четвертом визите. Целесту пришлось оправдываться, чуть не коленях умолять — не разлучайте; в конечном итоге, Гомеопаты (не последняя, наверняка, Декстра!) махнули рукой на личную жизнь какого-то рыжего воина.

"Наверное, Элоиза права", думал тогда Целест, "единственный способ примирить Гомеопатов и людей — вот он, маленький и черноволосый".

И он целовал ее — в дрожащие веки, а ресницы больно кололись, в скулу, лоб и затылок. Он был счастлив. Настолько, что одержимые — разумные или нет, нахмуренные люди — теперь Магнит рисковал получить в спину не только ругательство, но и комок грязи или гнилой томат, даже не-к-ночи-будь-помянут Амбивалент — воспринимались не страшнее детской сказки "про привидений".

С Элоизой и Кассиусом неприятную историю замяли, Рони извинился — причем с той церемонностью, на какую способен простолюдин в официальной беседе с аристократом. Было заметно, как он мечтает поговорить с Элоизой наедине, но Кассиус не отпускал ее ни на шаг, и Целест признавал: то ее воля, ни боги, ни демоны не осмелились бы командовать Элоизой Альена.

Целест провалил поручение матери… или нет, в конце концов, каждая мать желает своему ребенку счастья. И она просто ошиблась, заклеймив избранника.

Родители ошибаются так часто.

"Зато вы остались друзьями", попробовал он утешить Рони. И замолк на полуслове.

И еще он забыл о дешифраторах.

— Можешь нас не стесняться, — Авис подмигнул Вербене, — Слушай, Целест, ты удобно устроился. Развлекаешься тут, а мы изображай этих… как их…

— Такс, — подсказал Тао. — Ну, которые по норам лис ловят. Кстати, а напарник твой где? Целест пожал плечами. Рони почти всегда оставлял их с Вербеной наедине — если только девушка не хотела пообщаться со старым приятелем тоже. Целест поначалу ощущал нечто вроде вины, а потом Рони заявил, что был бы эгоистом и собакой на сене, если бы мешал.

— Скоро вернется, — ответил Целест.

"И, между прочим, он всегда стучится".

— Я могу поискать его? — предложила Вербена, она теребила пушистые кисточки на вязаной темно-бежевой кофте и смущалась.

— Великая Вербена побежит за каким-то мистиком, — Тао приблизился к ней вплотную, протянул руку — словно для того, чтобы обнять за талию, но отдернулся под взглядом Целеста. — Твои приемные родители знают, куда ты бегаешь?

— Нет, — Вербена опустила голову. — Я говорю, что на репетиции, и мой наставник, господин Селио…

— Хватит, — Целест притянул ее к себе. — Еще слово, и…

— …Я что-то пропустил? — Рони остановился на пороге, словно преграда из Ависа и Тао была сродни крепостной стены. В узком переходе-коридоре мало места.

— Решали, кто пойдет тебя ловить. Монетку еще не кидали, но желающих немного… шучу. А у нас кое-что про дешифраторов, — Авис ступил вперед, позволяя Рони пройти в комнату.

"Словно какое-то совещание. Гомеопатов, а то и Сената", Целест обнимал Вербену и улыбался непонятно чему. Тао рассказывал с выражением, будто надеясь получить премию. Дешифратор отыскался на Центральном Рынке, — здесь Целест фыркнул, прошептав на ухо Вербене: вот уж где сброда полным-полно. Авис наклонился к ним, распространяя запах несвежих волос и тела:

— На блюдечке с каемочкой, рыжий. Мы выхватили все каштаны из огня… и радуйся, что я не прошу платы — поцелуя Вербены-танцовщицы.

Вербена отодвинулась, плохо скрывая отвращение. Авис расхохотался, заголяя бледные анемичные десны.

— Да уж, мне повезло, — шепнула Вербена на ухо Целесту.

Тао обещал. Если бы мог предоставить письменные гарантии, выложил бы их — с печатями, подписями и заверениями нотариуса. Дешифратор высшего сорта, любую информацию расщелкает, как фисташки.

— Послезавтра у нас дежурство неподалеку, — заключил всезнайка, и поднял короткий, но цепкий указательный палец. — Идеальный шанс. Мы выясним и найдем этого Амбивалента.

— И станем героями, — подхватил Авис.

Чтобы не рассмеяться, Вербене пришлось уткнуться в грудь, в колючий свитер Целеста.

— Я обязательно скажу Эл, чтобы притащила эти чертовы диски, — паузу спустя, проговорила она.

Многие называли Виндикар городом отражений. Рассеянные по сердцу Европы, зеркальные двойники искажались и преломлялись, будто закатные лучи в черной холодной воде. Близнецами были Сенат и Цитадель Гомеопатов, замызганными родичами роскошных клубов самозвано именовались притоны Пестрого Квартала. Фигуры и тени преследовали Виндикар. Двухцветие — королевский багрянец и темнота.

Пестрый Квартал, нахальный как его обитатели, считал себя тенью и Центрального Рынка, однако Рынок и сам мог представить все то, чем радовало — или пугало — дно; порой в слегка смягченном варианте, более законно и с меньшим риском расстаться с кошельком, а то и жизнью. Рынок тянулся от реки на юго-восток, захватывая постепенно окрестные пустыри, переваривая каждый жилой дом в лавку и лоток, а каждую тряпку и бродячую кошку — в товар. Сплоченные в гильдию обитатели, рождались под зычные вопли зазывал, вырастали, приторговывая орехами, конфетами или самодельными деревянными статуэтками, потом помогали своим отцам за прилавком, сменяли их… и в конце жизни ждала их купленная "со скидкой" в лавке соседа-родича траурная урна.

Как и везде, на Рынке властвовала их величество Эклектика. Негласная гильдия объединяла всех торговцев, иные были беднее последних оборванцев, другие — богаче сенаторов, во всяком случае, неофициально. Правда, вторые не рисковали строить многоэтажные особняки, потому как стражи за налогами приходили исправно, а демонстрировать богатство властям — дразнить сторожевых псов. И все-таки путались добротные каменные дома с грязными лачугами, первые пахли терпкими южными пряностями, вторые — затхлостью и молью; улицы казались узкими из-за вечной толпы, гудящей, как старый трансформатор.