Алексей Гравицкий - Калинов мост

Оборотень черной тенью беззвучно шмыгнул по коридору, проскользил в дальнюю комнату. Старуха сидела в кресле против светящейся сиреневым полусферы, что колпаком накрывала мост и окрестности. Глаза ее были закрыты. Дыхание выровнялось и Кот почти не усомнился, что ведьма забылась сном праведника.

Голова ее откинулась назад, седые волосы растрепались по спинке кресла. Горло, белое и морщинистое, нагло топорщилось в полумраке, словно приглашая сомкнуть на нем челюсти. Он шагнул вперед, замер. Один бросок и все будет кончено, но что-то останавливало. Что-то внутри, задавленное очень глубоко злостью, болью и обидой говорило, что это не правильно, так нельзя. Пищало, сопротивлялось, но было еще слышно. И он стоял черным силуэтом в сумрачной комнате.

— Обо мне думал?

Голос прозвучал тихо и странно, словно реплику кинули в потолок, а она не долетев грохнулась на пол. Старуха подняла голову, открыла глаза и посмотрела на оборотня. Тот угрожающе рыкнул.

— Знаю я о чем ты думаешь, — вкрадчиво произнесла она. — Сама теми же мыслями мучалась. Только не твои это мысли. И не мои. Мы с тобой вроде уже все выяснили, до всего договорились. А это наносное. Гони его. Или загрызи меня и вся недолга.

Словно провоцируя, старуха снова закрыла глаза и откинула голову, выставив на всеобщее обозрение обнаженное горло. Один бросок и все. И все.

И все. Совсем все. Это не твои мысли, метнулось в голове. Не твои.

Твои, твои, хихикнуло в черепе. Только ты их боишься. Пока боишься. Стесняешься. Благородного из себя строишь. А благородства ваши, чести и достоинства это все туфта. Нет их, и любви нет. Есть только ненависть, злость и терпимость. Последняя возникает когда позволяешь себе кого-то якобы любить, первые две во всех остальных случаях.

Уйди, надавил сам на себя мысленно.

Ты такой же как и все. А всем на все наплевать. На все кроме своего достатка и благополучия. Жопа на теплом песке, шезлонг у моря и коктейль со льдом. И вилла под пальмами. Вот предел мечтаний. И у тебя он такой же. А все твое беспокойство от того, что воспитали тебя по-идиотски. Это не твоя вина, просто пойми это и прими.

Уйди.

Думай.

Разум очистился. Кот виновато пригнул голову и съежившийся пошел обратно под стол.

Он встал на рассвете. Глаз практически не сомкнул, если и забылся, то не больше чем на час. Лада сладко спала, закинув на него руку и ногу. Он попытался осторожно высвободиться из этих объятий. Получилось довольно легко. Женщина спала крепко. С другой стороны чего бы ей не спать. В свои дела Милонег ее не посвящал, о причастности к безобразию на Крымском мосту смолчал. Для нее все было хорошо.

Полюбовавшись на спящее спокойное лицо, он нежно поцеловал в щеку. Отошел от кровати и быстро натянул штаны. Пока застегивал рубашку, подошел к детской кроватке и долго смотрел на сына. Олегович дрых без задних ног, словно бы спокойствие матери передавалось ему через воздух комнаты.

Твоя женщина уже поняла, возникла чужая мысль. Ненавязчиво возникла, словно и не мысль, а воспоминание. Давно поняла. Что она поняла? Ему казалось, что она поняла что-то тогда, когда пришла и осталась навсегда. Разве нет?

Он резко обернулся и поглядел на Ладу. Или на Люду, почему-то именно так ему сейчас захотелось ее назвать. А если нет?

Вот-вот. Сколько волка не корми, мелькнуло в голове, а он все одно в лес смотрит. Тебя никогда нет дома. Откуда тебе знать, что здесь твориться в твое отсутствие. Она не та, она другая. Она переродилась и поняла, что прежде жила не так. Что теперь живет лучше. И от этого лучшего к старому возврата нет. Кто спит в твоей постели, когда тебя дома нет? Ты знаешь? Не знаешь. И не можешь сказать, что этого нет. А это значит, что допускаешь, что это может случиться.

Посмотри на нее. Она ведь не Лада. Ты это знаешь. Она другая. Посмотри на ребенка.

Милонег перевел взгляд на спящего сына, губы тронула улыбка.

А вдруг, предательски зашелестело в голове, это не твой ребенок. С кем она только не кувыркалась в своей жизни в койке. С чего взял, что изменится? Погляди на себя в зеркало и на ребенка. Погляди. Так ли вы похожи?

Милонег закусил губу. В голове захохотало, снова переставая таиться.

Это правда. Ты знаешь, что это правда, просто верить боишься. Но скоро ты поверишь и тогда тебе станет легче. Не любить легче, чем страдать. Посмотри на то, что ты любишь.

Милонег выскочил из комнаты, прикрыл дверь и бросился в кухню. Заперся там и со всей силы треснулся головой об стену.

В голове снова захохотало, да так, что заломило виски. Или это от удара. Милонег еще раз боднул несущую стенку.

Шило в мешке не утаишь, метнулось в гудящей черепушке. Правды из головы не вышибешь.

— Это не правда! — прошептал он вслух.

А ты попробуй докажи это. Попробуй докажи это себе. Скоро, очень скоро ты поймешь, что поверить проще, чем доказать себе обратное. Сомнение и неуверенность — великая разрушительная сила. Ни один взрыв не сметет больше, чем эти две штуки.

Милонег снова ударился головой. Внутри что-то лопнуло, словно оборвали струну. И он остался наедине с самим собой.

Надо на мост, пришла мысль. Старуха была права. Нужно срочно на мост. Врага надо видеть в лицо. Так проще. Иначе можно закопаться и либо расшибить башку, либо проиграть.

Москва. 2022 год.

Сергей Витальевич проснулся в машине, на откинутом назад сидении. Было холодно и неудобно. Интересно, от холода проснулся, или от неудобства?

Он поднялся, подхватил мобильник и посмотрел на часы. Нет, не от холода и не от того, что на сидении в машине нормально не поспишь. Нормально спать можно где угодно и как угодно, если спать хочется. Сработали биологические часы. Как приказал себе, проснуться через час, так и проснулся, минута в минуту. А если внутренние часы не сбоят, значит еще не устал.

Полковник приоткрыл дверцу и выставил на улицу ноги. Посидел полминуты, потер глаза. Наконец вылез наружу. За ночь убрали трупы, увезли раненых, немного разгребли завалы. Час назад, после чего и отправился спать, сменили ребят из ОМОНа, что стояли в оцеплении. В остальном ничего не изменилось.

Картинка, что могла показаться ночным кошмаром, при свете дня выглядела так же. Пустые покалеченные дома, съехавший в реку кусок набережной с горками-развлекалками, памятник с оторванной балдой и туманное нечто вместо моста.

Он вздрогнул и пошел к рядам оцепления.

— Все в порядке?

— Так точно.

Полковник кивнул. По ту сторону «живой изгороди» из молодых ОМОНовцев появлялись первые прохожие. Какие-то останавливались и глазели на ОМОН и на затуманенные останки моста.

Римская империя, блин. Поставить загородку вокруг площадки, выгнать на нее кучу людей и поубивать. Кассовые сборы перекроют все что можно. А уж за бесплатно наше население готово смотреть на чужие катастрофы со смертями вечно. Будь то пожар, или авария на дороге с раскатанными по асфальту кишками — народ соберется мгновенно. И будут стоять, и глазеть. А потом еще неделю мусолить тему. Интересно, что должно случиться, чтобы люди перестали устраивать клоунаду из смерти, трагедии, чужой беды?