Макс Фрай - Болтливый мертвец

— Да уж, — хмуро сказала Ули. — Это было странное ощущение: несколько раз я собиралась сказать вам правду — не потому, что действительно надеялась на вашу помощь, но утопающий хватается за любую соломинку, верно? И всякий раз, когда я открывала рот, на меня накатывала такая волна неприязни к вам обоим, что… Словом, даже одним воздухом с вами дышать было противно!

— Ну да, нечто в таком роде я и имел в виду, — согласился Шурф. И обернулся ко мне: — Пошли спать, Макс. Все мы уже порядком устали, а закончить разговор можно и завтра. Надеюсь, и сам господин Урмаго будет в состоянии принять в нем участие.

— Интересно, а жену свою ко мне тоже Маркуло присылал? — весело спросил я, с некоторым сожалением покидая уютное кресло. — Еще одно покушение? Она должна была э-э-э… зацеловать меня до смерти, так, что ли?

— Вполне возможно, — равнодушно пожал плечами мой друг.

— А что, Мичи к тебе приставала? — рассмеялась Ули. — Знаешь, сэр Макс, я думаю, что в данном случае Маркуло ни при чем. Она ко всем мужчинам пристает, глупышка. Однажды Маркуло ее даже с Пурехом застукал!

На этой оптимистической ноте мы и расстались, пожелав друг другу хорошей ночи.

— Сегодня можем спать одновременно, я правильно понимаю ситуацию? — с надеждой спросил я, когда мы добрались до своего домика. — Или все-таки лучше перестраховаться?

— Ну, хороший сторож никогда не помешает, — авторитетно заметил Лонли-Локли. — Впрочем, сегодня с обязанностями охранников вполне справятся эти господа, — и он указал на двух совершенно довольных жизнью собак: моего Друппи и говоруна Дримарондо.

Черт, а я-то почти забыл об их существовании за этот бесконечно долгий день, начавшийся с котла яда, поданного на завтрак…

— Нас сегодня хорошо кормили, — гордо сообщил мне Дримарондо. — Как только твой друг посадил Маркуло в подвал, бабушка Фуа тут же вынесла много мяса из кухни.

— Ну вот видишь, жизнь налаживается, — улыбнулся я.

Расходиться по спальням мы все-таки не стали: мало ли что взбредет в голову тому же Йохтумаппу! А вдруг он решил, что теперь должен проделывать свой фокус с ядовитыми кустами каждую ночь… И вообще, осторожность еще никогда никому не вредила.

Так что из одной огромной груды одеял мы быстренько соорудили две горки поменьше. Нырнув туда, я обнаружил, что жизнь еще прекраснее, чем казалось до сих пор.

И все-таки, прежде чем заснуть, я задал Шурфу еще один вопрос, последний на сегодня:

— Скажи, а откуда ты все это узнал?

— Что именно? — сонно переспросил он.

— Ну, все, — растерянно объяснил я. — Про Маркуло, например. Как он приучил Пуреха к пьянству, как старый Хурумха по его милости не мог написать завещание, как он насылал на нас мои детские страхи и про остальные подвиги этого гения… И еще ты говорил, что уже собирался отправиться в башню, поскольку выяснил, что Урмаго где-то там…

— Грешные Магистры, Макс, все так просто! — зевнул он. — Я хорошенько расспросил всех обитателей этого дома, как и собирался с самого начала. Сравнил их рассказы, подумал, сделал соответствующие выводы… Между прочим, этот маленький старик по имени Тухта всегда знал, что Урмаго и Ули используют башню для ворожбы. И, кстати, видел, как они поднимались туда накануне его исчезновения. Было бы странно, если бы я не сделал соответствующие выводы… А что касается Маркуло, он, как я тебе уже сказал, очень глуп, и это не пустое оскорбление побежденного противника, а констатация факта. Этот человек никогда не умел по-настоящему прятать концы в воду. Просто его родственники не отличаются аналитическим умом, вот и все…

— Знаешь, я даже не это имел в виду, — вздохнул я. — Мне вот что интересно: как ты заставил их говорить правду?

— А, ну это оказалось еще проще, — отмахнулся Шурф. — Я выяснил, что достаточно строго смотреть в глаза своему собеседнику, чтобы у того пропала охота меня обманывать…

— Так просто? — изумился я. Потом представил себе, как должен выглядеть со стороны «строгий» Шурф Лонли-Локли, и тихо рассмеялся. — Да уж, вообще-то ребят можно понять!

— Кстати, прежде я не знал, что могу заставить людей говорить правду, не пуская в ход ни магические приемы, ни даже свой авторитет профессионального убийцы, — удовлетворенно отметил мой друг. — Так что, можно сказать, я действительно не без пользы провел время в этом доме. Да и ты тоже, насколько я понимаю, — снисходительно добавил он.

— Да уж, — вздохнул я.

Лонли-Локли не ответил. Кажется, он уже спал, и я с удовольствием последовал его примеру.

Когда я проснулся, комната была насквозь пронизана солнечными лучами, в которых плясали тысячи пылинок — хорошо, что Шурфа не было в комнате, он бы наверняка был шокирован их численностью! Я подумал, что он отправился на последний тур переговоров с Кутыками, и расплылся в счастливой улыбке, когда понял, что мне не обязательно включаться в этот процесс.

Вообще-то, каждый человек чудо как хорош, если правильно рассчитать дозировку. Самые невыносимые типы могут показаться почти ангелами, если видеть их один раз в три года и не дольше тридцати секунд кряду. Надо отдать должное Кутыкам: они оказались отнюдь не такими монстрами, как мне казалось поначалу, и все же я понял, что с меня хватит.

К моему величайшему восторгу, сэр Лонли-Локли придерживался такого же мнения. Он появился часа через два и как бы мимоходом заметил, что мы несколько загостились. Я был готов броситься ему на шею. Но в последний момент решил, что практичнее будет заняться багажом: наши вещи каким-то образом умудрились расползтись по всему дому.

Попрощаться с нами пришла только Ули. Урмаго все еще валялся в постели. Бабушка Фуа и дедушка Тухта несли вахту у его изголовья, отлучаясь только для того, чтобы помешать в котле какое-нибудь очередное лекарственное зелье. Терпкий запах травяных отваров медленно расползался по двору.

Отмороженные «кузены» молча сидели над свежей могилой Пуреха, которого похоронили прямо во дворе — в той самой яме, в которой он нашел свою смерть, рассудив, очевидно, что рыть еще одну такую же — дурная работа. Тугодум Арало с некоторым опозданием осознал свою причастность к гибели родственника и теперь страдал с таким ожесточенным упорством, словно печаль была тяжелой физической работой, требующей добросовестного напряжения всех мышц. А босоногий «поэт» Йохтумапп отнесся к происшествию более практично: решил, что из бесполезной могилы может выйти неплохая цветочная клумба, и теперь возился с рассадой.

Жена и сын Маркуло, очевидно, находились под «домашним арестом» — по крайней мере, их было не видно и не слышно. Что же касается Тыындука Рэрэ, он всецело посвятил себя починке ворот.

— Извините, что я одна вышла вас проводить, — сказала Ули. — У нас дома сейчас невесть что творится. Большая радость сразу после большого горя… И еще мы никак не можем решить, что делать с Маркуло. Не убивать же родича, в самом деле! А жить с ним под одной крышей… нет уж, хватит! И потом, им просто нечего сказать вам на прощание, потому что… — она смущенно умолкла, даже прикрыла рот узкой ладошкой.