Макс Фрай - Болтливый мертвец

— Именно это вы и сделали. Это ведь что-то вроде дня рождения, а я надеялся, что с днями рождения покончено раз и навсегда.

— Мой старый учитель Махи не раз говорил тебе, что надежда — глупое чувство. А ты до сих пор все на что-то надеешься! Но тут тебе крупно не повезло, мой бедный сэр Макс: я считаю своим гражданским долгом регулярно разбивать твои многочисленные надежды, а посему…

— Только не говорите, что вы испекли мне пирог и воткнули туда полдюжины свечей! — фыркнул я. — Этого я точно не переживу!

— Ну что ты. Во-первых, не такой уж я злодей, а во-вторых, искусство печь пироги никогда не было моим сильным местом. Вот окорок зажарить — это всегда пожалуйста!

Джуффин покинул кресло, потянулся до хруста в суставах и неожиданно объявил:

— Ну ее к Темным Магистрам, эту грешную службу! Пошли поужинаем в каком-нибудь славном местечке, на твой выбор. Признаться, у меня уже лет четыреста не было решительно никакой возможности почувствовать себя сентиментальным старым ослом…

— Неужели четыреста лет назад вы себя таковым чувствовали?

— С известной регулярностью, — подтвердил он. — Но тогда мне недоставало мудрости, чтобы получить удовольствие от этого чувства. А тут такой шанс!

Что до меня, я тоже решил не упускать своего шанса. Воспользовался привилегированным положением «именинника» и затащил шефа в «Трехрогую луну». До сих пор предполагалось, что вынудить сэра Джуффина Халли поужинать где-либо, кроме «Обжоры Бунбы», совершенно невозможно, поэтому я здорово рассчитывал на небольшой памятник у входа в осчастливленное нами заведение.

До новолуния оставалось еще несколько дней, а это означало, что никаких поэтических турниров сегодня не намечается. В такие дни «Трехрогая луна» становится очень тихой и одной из самых милых забегаловок столицы. Поэты тут все равно собираются, что придает «Трехрогой луне» ни с чем не сравнимое очарование литературного клуба, но стихов они не читают, не отвлекают посетителей от неспешной болтовни ни о чем, вкусной, как «Лунный танг» — гордость местного шеф-повара. Когда-то чуть ли не вся моя жизнь состояла из этой грешной болтовни, но теперь ее без преувеличений можно назвать редкой роскошью, своего рода праздничным деликатесом.

— А с чего это вас пробило на празднование юбилеев? — спросил я Джуффина, как только мы определились с заказом. — Сколько здесь живу и что-то ни разу не заметил, чтобы кто-то отмечал какие-нибудь «знаменательные даты»!

— Ты не принимаешь во внимание, что я вот уже несколько лет дотошно изучаю обычаи твоей родины, — усмехнулся он. — И у меня хватило наблюдательности заметить, что у вас это принято.

— А у вас, часом, не хватило наблюдательности заметить, что у меня лично это совершенно не принято?

Я, впрочем, уже понял, что не в силах притворяться недовольным, и сопроводил свой вопрос совершенно не соответствующей тексту растроганной улыбкой.

— Разумеется, хватило. Если бы ты любил такого рода праздники, я бы сделал все возможное, чтобы отбить у тебя к ним охоту. Но поскольку ты их активно не любишь — что ж, значит, я обязан наглядно доказать тебе, что все не так страшно. Собственно говоря, активное неприятие любой традиции — столь же очевидная глупость, как и слепая приверженность ей. Верное решение всегда находится между «да» и «нет», ты и сам знаешь!

— Это правда, — неохотно согласился я.

Честно говоря, в глубине души я и сам всегда считал, что мое демонстративное горделивое невнимание к праздникам — такая же глупость, как наивный восторг моих прежних друзей по поводу приближающегося Нового года…

— А откуда, собственно, столь неодобрительное отношение к праздникам? — полюбопытствовал Джуффин. — Глупость, конечно, не спорю. Но на фоне прочих человеческих развлечений — вполне безобидная…

— Безобидная, наверное… Просто я и без всех этих праздников всегда очень остро чувствовал, что времени слишком мало. А тут еще такое напоминание… Я же говорил вам, сколько в моем Мире живут люди?

— Лет семьдесят, — кивнул Джуффин. — Действительно очень мало. Такое ощущение, что судьба злонамеренно лишила твоих соотечественников единственного шанса хоть немного поумнеть: опыта.

— Вот-вот, — согласился я. — Меня все время грызло беспокойство: слишком мало времени! Настолько мало, что не имеет смысла рыпаться, все равно ничего не успеешь! А любой день рождения или, скажем, Новый год — лишнее напоминание о том, как мало тебе осталось. Чем не повод для печали?..

— Да-да, знакомая песня, — невесело усмехнулся Джуффин. — Можешь себе представить: я не раз слышал ее и в этом Мире.

Я удивленно поднял брови.

— Как это? Здесь же люди триста лет живут, как минимум! А многие, насколько я знаю, — ладно, не будем показывать пальцем! — гораздо дольше, — я лукаво покосился на своего шефа и добавил: — Если разобраться, мы имеем дело с величайшей несправедливостью! Мы тут жрем отведенное нам время столовыми ложками, в то время как мои бедные соотечественники умирают, «не приходя в сознание» — по меткому выражению одного из них. [3] Цитата из Андрея Кнышева.

— Человеческая жизнь — это вообще одна сплошная непрерывная несправедливость, — холодно заметил шеф. — В каком бы Мире ты ни родился, можешь не сомневаться: несправедливостей на твой век хватит, было бы желание их выискивать! И что с того? Да, триста лет — это действительно несколько больше, чем семьдесят. С другой стороны, семьдесят — гораздо больше, чем год. Знаешь, сколько живут мухи? И насколько мне известно, еще ни одна муха не впала в депрессию…

— Так то мухи, — вздохнул я. — Не думаю, что мухам вообще свойственно впадать в депрессию…

— Выходит, людям есть чему у них поучиться, — неожиданно заключил Джуффин.

— Да я и учусь помаленьку… Впрочем, если у вас на примете есть какая-нибудь особо мудрая муха с педагогическими талантами, можете меня ей представить.

— Один — ноль в твою пользу, — признал Джуффин, с удовольствием поднимая руки вверх. — И с чего это меня понесло читать тебе проповеди? Ты у нас уже давно такой взрослый, что страшно делается!

— Мне самому страшно делается, — пожаловался я. — Знаете, когда я услышал, сколько вы тут живете, решил, что теперь еще долго буду оставаться до неприличия молодым. А недавно присмотрелся к своему отражению в зеркале — и на тебе! Какие-то дурацкие высокопарные складки у рта, какая-то скорбная морщина на лбу… Такой стал солидный дядечка, всего за несколько лет! А ведь мне долго удавалось выглядеть как мальчишка. Мои ровесники от зависти кисли!

— Просто смотрись пореже в зеркало, — пожал плечами Джуффин. — А еще лучше — вообще не смотрись, пока не научишься быть старым или молодым по своему выбору, только и всего!