Сборник - Снежная Королева и её владения

Странная все-таки эта лесная гармония – в хвойно-мшистую таежную тишину великолепно вписывается и бешенный всплеск тайменя, и хлесткий треск падающего сухостоя. Но едва слышный скрип металлических петель избушки впивается в эту тишь, как заноза под ноготь.

Алексей поморщился, в который раз обещая себе капнуть на визгливое железо каплю масла, двинул защелкой и замер озираясь. Слева шумела река, справа лес. Писатель поправил ружье на спине и уверенной поступью зашагал влево. Сосны расступились, песок под ногами медленно крупнел, превращаясь в речную гальку. Леша тоскливо посмотрел на узкую полосу оголившегося по случаю редких дождей речного дна, выложенного как плиткой округлыми камнями. Жаль, только, что они не такие же ровные как итальянская керамика, и притом кое-где пересыпаны внушительного вида валунами, через которые лезть не особо приятно, хотя и необходимо. Алексей с обидой бросил взгляд на чернеющий над рекою лес, но мужественно отогнал видения, шагающего себя по мягкому ковру мха, и двинулся по камням.

Лес Алексей не любил. То есть любил, но боялся. Он всегда завидовал людям, видящим в таежной чащобе лишь группу растений, произрастающих в непосредственной близости друг от друга и являющих собою некую экосистему. Как все просто – раз и по полочкам. И ничего таинственного… Но Алексей знал, что это не так. Что прячется там какое-то «нечто». Вот, идешь ты по лесной тропинке – солнышко, птички, цветочки. Мысли где-то далеко… И вдруг, – бах! – Осознаешь что стоишь, повернувшись туда, откуда пришел, бешеными глазами смотришь в чащу, волосы по всему телу дыбом, а сердца несколько секунд словно и вообще нет, зато потом оно, с цепи сорвавшись, яростно колотиться, заглушая собой прочие звуки. С трудом справляясь с впрыснутым в кровь адреналином, успокаиваешься и ругаешь свой мозг за неадекватные выкидоны. Но причем тут мозг? Это не он, это инстинкты изволят шалить, черпая из генетической памяти встречи с каким-нибудь саблезубым тигром или, если брать всего лишь каких-то полсотни поколений назад, с лешими и вурдалаками. А мозг медлителен и неповоротлив. Он только и делает, что подыгрывает воображению, заставляя кочки и коряги принимать облик притаившейся нечисти. Вот уж действительно писательское счастье – идешь себе вверх по речке, с камня на камень перескакиваешь, а вокруг тебя разворачиваются сценки из недоступного обычному человеку мира.

Вон, например, в тени разлапистой ели изогнулась всем телом, напряженно натянув тетиву даже не до уха, а далеко за голову, изящная эльфийка. И не беда, что это всего лишь сгнившая валежина – впечатлительный разум сам дорисует детали, выложит из неясных теней и пятен, щедрой на полутона, листвы, фентезийную картину достойную пера Толкиена и кисти Вольехо. Хотя злоупотребляющие творческой самодеятельностью извилины и понимают, что эта лесная валькирия лишь плод воображения, но все равно как-то жутковато. И стоит отвести в сторону взгляд, как чудится шелест спускаемой тетивы.

Алексей всегда думал, что ни за какие пряники не согласился на полугодичное таежное одиночество, но, что называется, созрел. Он был непоколебимо уверен, что настоящий писатель должен первые десять лет писать о поисках смысла жизни, следующие десять – о найденном, а все оставшиеся годы потратить на размышления о наивности и неимоверной глупости некогда обретенной цели существования. В творчестве Алексея как раз начинался второй этап. Поэтому когда представилась возможность столь продолжительного уединения, он ею воспользовался не раздумывая. И пока не пожалел – за три месяца написано с десяток рассказов и почти окончен роман. Правда без революционных идей и лозунгов, но расписаться Алексей расписался и готов приступить к сокровенному. Вот только воспоминания о человеческом обществе успели притупиться и все сложнее даются образы героев. Как когда-то Алексей, сидя в городской квартире, поймал себя на мысли, что не может, в век цифровых технологий, вспомнить как звучит дребезжание старинного телефона с дисковым наборником, так и через три месяца одиночества не получается представить лицо, подходящее для главного героя. Он уже совсем отчаялся, когда его посетила спасительная мысль – Александр, помнится, упоминал про какого-то старика, живущего выше по течению. Почему бы не проведать соседа, тем более если можно «на халяву» разжиться яркими образами. А что они будут «яркими», Алексей ничуть не сомневался – армейский друг упоминал о каких-то дедовых странностях. А что для вояк странно, то для пишущего про смысл жизни писателя – самое то!

Десять километров по русской тайге незаметно превращались в десять заморских миль. Алексей и хотел бы сказать, что, погруженный в высокие думы, преодолел их незаметно, да не мог. Ноги так и норовили угодить в сырые щели меж камнями, быстрый речной поток, разбиваясь о валуны, то и дело швырял в лицо мелкую пыль, а окружающий лес оставался мечтой белорусского партизана и не подавал никаких признаков человеческого присутствия… Надежда дойти до отвратительного уже старикашки жалобно квакнув, испарилась – Алексей совсем выбился из сил, в голову закралась и оккупировала ту ее часть, что отвечает за сиюминутные желания, мысль повернуть назад. Но повернуть писатель не успел – река игриво вильнула, расплескалась об обрывистый берег и открыла удивительный вид: на горе, забравшись на огромный плоский камень, сидел сухонький старик. Рука опиралась на поджатые под себя колени, другой ее конец терялся в седых лохмотьях бороды. Дед блаженно щурился, подставляя морщинистое лицо под солнце. Алексей застыл, боясь спугнуть старика, смотрел на эту картину, запоминая мельчайшие детали и стараясь не упустить ни одного фрагмента редчайшего зрелища – именно так, по его мнению, должен выглядеть человек познавший смысл жизни. Острая зависть кольнула писателя в сердце, захотелось подойти к камню и со словами "Подвиньтесь, пожалуйста!" усесться рядом, сидеть так целую вечность просто думая… Но тут всколыхнулась надежда: а вдруг этот счастливец поделиться сокровенным, вдруг не придется тратить годы и переводить березовые рощи изобретая очередной велосипед! Вдруг достаточно просто подойти, спросить "Отец, а в чем смысл-то жизни, а?" и этот мудрец ответит: "Да, сынок, вот в ентом и ентом!" И все!!! И счастье, всем и даром!

Алексей, дрожа от нетерпения, сорвался с места, побежал, перепрыгивая камни, и откуда только силы взялись, карабкаясь вверх по крутому склону. Подлетел к камню, и не переводя дыхания выпалил:

– Здравствуй отец!

Старик и глазом не повел: как сидел, так и сидит, словно к нему каждый день в этой глуши подходят с приветствиями. Алексей постоял в нерешительности, не удержался и окинул взглядом окружающее пространство – вдруг промелькнет среди деревьев краешек оживленной магистрали, чем черт не шутит. Но ничего не увидев, кроме просевшей крыши полуземлянки – жилища старика, произнес еще требовательнее: