Екатерина Пекур - Дети Мира

— Возможно, за нами следят, — тихо ответил Карун.

От неожиданности я вздрогнула.

— Они?

— Да уж наверное. Не паникуй, это лишь предположение.

— Я не паникую, — огрызнулась я, — если я чуточку потеряла контроль над собой, когда мне стало совсем страшно — и не говори, что без причины! — это ещё не значит, что я испугаюсь каких-то там разведчиков.

— Но это же бризы. Наверное, — по его интонации я подозревала, что он меня нарочно поддевает. Это такие шутки у Каруна да Лигарры.

— Вообще-то логично, что здесь кто-то есть, — сказал я, — Это же граница, верно? Что ты думаешь делать, когда они появятся?

— Не знаю, Санда. Думаю, что у нас не будет особого выбора. Мы же гости непрошенные.

О том, что они могли видеть и крушение риннолёта, он тактично умолчал. Ох я ситуация. Я начинала привыкать к дикой мысли, что со мной не всё в порядке, но неясность — что же именно меня ждёт — волновала меня до колик. Тот же Карун пугал меня куда сильнее, чем неведомые стражи Гор. В каком-то смысле мы с ним стали ближе прежнего, но теперь нас держала вместе лишь безвыходность нашего положения. Я же АУО. Кажется… если он ничего не напутал с феноменами искусственных людей.

Меня сильно и явно затошнило. Даже шутки не помогали.

Это всё со мной происходит?!

Сжимая и разжимая пальцы, Карун сидел рядом и молчал. Он был как всегда сдержан и недвижим, но от его профессиональной бесцветности не осталось следа.

«Я не при исполнении». Вот же Тень… А когда он решит, что он уже при нём? Что будет тогда? Он убьёт меня? Отдаст КСН? Но здесь нет органов власти аллонга. Здесь вообще никого нет, а в целом тут иные хозяева. Если невидимые стражи могли видеть наше падение и полёт, то наверняка они сочтут меня одной их своих. Так что мне, по-видимому, опасность не угрожает — по крайней мере до тех пор, пока они не разберутся, что к чему. А вот как они отнесутся к явному чужаку Каруну — можно было гадать до умопомрачения. И то сказать — а что и к чему? На чьей я стороне? Я инстинктивно ощущала себя одной из людей. Думать как-то иначе было дико. Но я понимала, что, будь у давешней сцены другие, кроме Каруна, свидетели, что со мной бы было? Мы бы все разбились — но не потеряли чистоту. Ведь это он, что ни говори, удержал меня от падения и привёл к твёрдой поверхности — хотя общался он при этом скорее с моим подсознанием, чем с разумом. Для меня вообще было загадкой, как он нашёл в себе силы сохранять хладнокровие в такой ситуации.

Путь в Мир будет для меня закрыт. Я заставила себя подумать об этом. Мы оба не сможем вернуться туда. То есть кому-то из нас туда больше не будет дороги. Я никак не смогу быть уверенной, что короткая душевная слабость моего спутника будет продолжатся и тогда, когда я стану рядовой аллонга, а он — офицером Комитета. Долг вынудит его сообщить. Он слишком честен, Тень его подери. Но какое-то время это его качество будет играть мне на руку — если аллонга хоть чуточку дорога собственная честь, он не нарушит Долга Жизни. Перед кем бы то ни было. Он выполнит для Давшего Жизнь максимум того, что требует Порядок. Ну то есть в моём случае, что? — убьёт небольно?

Я подумала про все это, и мне стало стыдно. Я переживала лишь о спасениии своей шкуры. Прагматично и зло. Но что мне оставалось?

Разум подсказывал мне, что просить убежища в Горной Стране будет самым верным решением. Но природный страх перед Созданиями Тени провоцировал у меня отвращение. Я не могла представить себя одной из Испорченных, рядом с ними, среди них, в их нечеловеческой среде. Даже теперь. Хотя, впрочем, я ведь их даже никогда и не видела толком. Да что там — сроду не видела! Я только знала, что они рыжие. Можно сказать, на словах.

Раз мои детские товарищи, вздумав довести одного из нас до слёз, намалевали жертву на листке тетради в виде человечка с кляксой от абрикоса на голове. Мальчика унесли в истерике. А прочим детям влетело так сурово, что вам и не снилось. От родителей, от наставников, от Мудрейших округа, и последовательно, и параллельно, притом включая не только «умников», которые это сделали, но и тем, кто это видел и не оторвал заводилам руки, головы и глаза (например, мне). Ведь такая картинка мало того, что порочила этику аллонга, так ещё являлась неописуемым кощунством! И историю эту тогда отнюдь не замяли. Неприятности были у их Семей. Я услышала это случайно, и у меня навечно осталось гадостное ощущение от всего рыжего. И от любых оскорблений такого рода… Нет, я только и знала, что Отродья — злобная язва на теле Мира… Говорить об этом было не принято, примерно не говорят в обществе о туалетных процессах, только хуже и страшнее. Даже далеко не всякий человек согласился бы работать в КСН, который, исходя из такой аналогии, мог бы считаться службой уборки канализации, населённой дерьмовыми крысами в рост человека.

Но, исходя из формальной логики… я стала одной из них..? Меня тошнило. По многим причинам.

А ещё мне остро и зло хотелось домой — и ещё горше было понимание, что у меня теперь просто нет никакого выхода, хоть со скал вниз головой — или соваться к этим, или довериться «милости» недавних своих.

— Я не предам и не брошу тебя, Карун да Лигарра.

Он вздрогнул и обернулся.

— Не давай таких обещаний, Санда. И… я не нуждаюсь в защите. Я смогу постоять за свою честь и жизнь самостоятельно.

— Я не собиралась тебя оскорбить. Но ты ведь хотел бы знать, на чьей я стороне? Я знаю, что хотел. Так вот — я не с ними, — решила я, — Я как минимум сама по себе. Похоже, у меня нет иного выхода. Я не хочу быть игрушкой в политических играх. И уж тем более — в теософских.

Он медленно кивнул. Был ли он удивлен? Впрочем, нет. Был — ещё и как. Сейчас по какой-то причине я ощущала своего напарника как голым — в эмоциональном плане. Посидев рядом, я почему-то успокоилась. Чего мне, в конце концов, боятся Каруна? Он же сам еле на плаву. Не убил же он меня сразу. Что-то же его сдержало? На самом деле — неважно, что. Когда человек сомневается, убивать тебя или нет, это уж всяко лучше немедленной расправы. А уж сколько сил Карун положил для моего спасения в «Башне»… Всё-таки боевая подруга, хотя вряд ли он привержен таким сантиментам.

Ситуация у нас сложилась более чем необычная. Я даже нередко знала, что мы где-то переходим границы Порядка, и всё чаще ловила себя на мысли, что мы оба не понимаем, как вести себя так, чтобы это было правильно. Наш мир, до сих пор чёткий и понятный, словно заволокло туманом, и теперь мы оба действовали скорее по наитию, чем по гласу здравого смысла. Результаты такого поведения могли смутить кого угодно. Но нас почему-то не смущали — наверное, мы оба были слишком потерянными для оценки себя со стороны. Вот хоть сейчас — ну не странная ли я? пообещать защиту старшему мужчине, самому по себе опасному, как змеюка? А мне он в тот момент таким не казался. Он казался беззащитным и растерянным.