Вера Огнева - Кольца Джудекки

Вестибюль опустел. Людей вымело на улицу. В лекарне коновал Гаврила нещадно гонял Егорку, и на Илью напустился:

- Чего топчешься. Таскай, давай.

Настороженного подобострастия в поведении Гаврилы Петровича в последнее время изрядно поубавилось. За плачевное состояние лекарни с места не погнали. Ни одной даже массовой проверки за то время, пока тут обретался тихий, но настырный, длинный как жердь, чернявый проявленец не случилось. У, хитрован! Молчит, да по углам зыркает. Злоумышляет. Надо бы упредить. Вот ведь господин Хвостов, например, до чего въедлив. И понятливый - страсть. Ему только намекни на неблагонадежного проявленца… а может, и печать ту он украл? Эта и подобные ей мысли закрадывались в голову Гаврилы Петровича и вили там гнездо.

После устройства больных, - кто так и валялся в беспамятстве, кто уже начал стонать, - лейб-медик подозвал Илью:

- Слышь? Громко стенают…

- Дайте им отвар.

- И другие средства есть. Егорка! - Сутулая фигура выскользнула из-за рогожи. - Пошарь под моим топчаном. Там горшочек широконький стоит. Принеси.

"Отрок" скоро вернулся с вместительной кривобокой посудиной, поставил ее у ног Ильи и, глядя в сторону, ушаркал.

- Желаешь, значит-ца, помочь? - раздумчиво пропел Гаврила Петрович.

- Это мазь?

- Мазь. А из чего, говорить не велено. Государственная тайна, - толстый палец лейб-коновала указал в потолок. - Иди, мажь.

- Раны, или вокруг?

- А? Чего? - понизил голос Гаврила Петрович. - Раны, раны.

Состав больше походил на студень, но, впрочем, под теплыми пальцами расползался, плавился. Илья на всякий случай тихонько мазнул себе тыл кисти - ничего. На язык пробовать по понятным причинам не стал.

Едва касаясь кончиками пальцев, он стал наносить мазь на поверхность ран, выбрав для начала самых тяжелых больных. Один, второй… Он уже пошел к третьему, когда первый пострадавший вдруг подскочил на своем топчане, выгнувшись дугой. Затылок и пятки деревянно застучали о топчан, тело свело до позвоночного хруста.

Отставив горшок, Илья бросился к больному. Но когда подбежал, тот уже обмяк.

Пульс? Нет! Дыхание? Нет! Сорвав со стены факел, Илья посветил. Зрачок пациента мертво расползался, лишая всякой надежды.

Второго подкинуло и согнуло под истошный визг Егорки.

Две смерти! Илья остолбенел, придавленный чудовищностью происшедшего. Сразу замутило, поплыло перед глазами. Что там дают за убийство? Отряды? Илья туда пойдет, вот только собственными руками удавит "коллегу".

Он уже пошел на Гаврилу, но широко распахнулась дверь, и в помещение властно, без спроса вошли люди. Впереди шагал Горимысл. Бас загрохотал под сводами палаты:

- Доложи, лекарь, скольких и с какой хворью держишь у себя под рукой?

- Дюжину принесли. Да двое сами доковыляли. Как видите, у всех обычные раны от присосок. Одного змееголов кусил несильно. А вот этих двоих, - Гаврила Петрович указал на трупы, - никто уже не спасет. Нерадивый помощник мне достался! Ох, нерадивый! Не слушая моих указаний, смазал их раны жиром капоглава.

- Как!? - охнул бас.

- Говорил я ему, - напевно, продолжал лейб-медик, - мажь вокруг. Но зело упрям.

Всяко норовит, сделать по-своему. Теперь мертвы други наши, исправлявшие вину на очистных работах.

Горимысл, кликнув факельщика, пошел смотреть.

- Да, дела! А ты чего скажешь, Илюшка?

- Так велел старший лекарь, - коротко и зло отозвался Донкович.

- Я говорил, вокруг мазать! Вокруг! - опечалился Гаврила Петрович.

- Врет, - рявкнул Илья.

Горимысл осматривал пострадавших. Гавриил Петрович скорбно стоял рядом, сложив руки на животе. Илье светило, в следующую очистку идти на свидание к монстрице.

- Ну, эти двое и так бы преставились, - заключил Горимысл свой осмотр.

Окружающие не спорили. На лице Гаврилы Петровича отразилось глубокое сожаление.

Сегодня комиссия обошлась без Хвостова. Тот бы…

- Как же, как же. А может, Бог дал, и выжили бы, - зачастил лекарь скороговоркой, спасая интригу от развала.

- Что!!! - взревел бас.

- Ой! - медикус прикрыл рот ладошкой и присел даже. - Не подумал. По привычке вырвалось! Больше не п-п-овторится.

- Смотри, еще раз услышу, под трибунал пойдешь! - от басовитого напора дрожали стены.

Похоже, упоминание Высших Сил и спасло Илью от скорого наказания.

На спрос позвали Егорку. Тот, разумеется, подтвердил, что новый медикус по самодурству людей извел. Другого и не ждали.

- Сколько ден ты тут? - спросил Горимысл Илью.

- Три недели.

- Седьмицы?

- Да.

- Твое везение! - И, к лейб-коновалу: - Что же ты, учитель нерадивый, не обсказал за те дни ученику про лекарства твои да про яды?

- Говорил, Горимысл Васильевич, говорил. Каженный день твердил. И про травы и про декохты, и про мази. Про ту, что в корчаге, особо пояснял. Не слушает. Все норовит по-своему сладить. Взялся без дозволения увечья лечить. Едва потом человека отходили.

- Кого? Обзови.

- Запамятовал. Егорка, не помнишь?

- Неа. Ушел тот парень и сгинул. Убег, от нового медикуса спасаясь.

- Правду речет сирота, - опять сбился на блеяние Гаврила.

- А ты что скажешь в свое очищение, Илюшка Николаев сын Донков?

Мураш не ошибся: Горимысл был памятлив, умен и не склонен к поспешным решениям.

- Коллега, вероятно, вспомнил больного по имени Руслан. - Илья успел несколько успокоиться. Руки уже не так чесались, свернуть лейб-душегубу шею.

- Из татаровей? - мимоходом спросил Горимысл.

- Не знаю. Не спрашивал.

- Много иноплеменных прозвищ у нас в слободе. Ладно. Говори дальше.

- Так складывать кости, как делает ваш медикус нельзя, - Илья начал с самого на его взгляд важного. - Кости сначала надо вправлять, только потом одевать лубки.

Иначе человек останется калекой.

- Говорил я тебе! - взревел бас на медикуса. - Продолжай, Илюшка.

- Тот парень полностью поправился. Если его разыскать, думаю, он подтвердит. Да и сами все увидите.

- Где ж его сыщешь? - плаксиво запричитал Гаврила Петрович, - Бежал больной от дохтура сего страхолюдного, только пятки сверкали.

- Бежал?

- Улепетывал.

- Значит, ногу ему правильно твой помощник сложил, - неожиданно припечатал Горимысл.

Гавриле Петровичу осталось, прикусить язык.

- Приговариваю: Илюшку из лекарни забрать. Друг дружку потравите - ладно. Людей последних ведь изведете. Знамо, медикус за свою правоту ни здорового, ни больного не пожалеет. Ни старого, ни…

Малого, - закончил про себя Илья. И домыслил фразу: по тому что не было детей в благословенном городе Дите. Отсутствовали. Если и проявлялись, исчезали тотчас.

А свои? Женщины не родют, - поведал, забежавший в гости Мураш. И дальше на расспросы любопытного проявленца отвечать не стал. Не знает в чем дело, или не велено говорить? Разносить, так сказать, вредные слухи? Низь-зь-зья!