Ник Перумов - Алиедора

— Лучше тебя? — поддел Латариус.

— Лучше, — неожиданно кивнула та. — Дело Некрополиса от этого только выиграет.

…Что с ней делали потом, Алиедора, как ни странно, запомнила в мельчайших деталях. Словно со стороны, она видела собственное нагое тело, распростёртое на окровавленном столе, видела до блеска надраенные инструменты в руках сменявших друг друга «лекарей», видела чёрные скляницы, укладывавшиеся в глубину разрезов, чувствовала резкую вонь алхимических снадобий, коими обильно промывались раны. Её словно разбирали на части, рвали, точно тряпичную куклу, и снова сшивали. Внешне всё оставалось как было — но только внешне.

В какой-то миг доньяте показалось — она различает шёпот Белого Дракона, перед глазами закачалась та самая дорога, полная устремлявшихся к нему душ, среди которых влачились и странно знакомые: женщина средних лет, окружённая целым выводком молодёжи. Когда-то эти люди что-то значили для Алиедоры, доньята это помнила точно. Но когда и что именно — в тот миг она вспомнить не могла.

«Нет, ты опоздал, небесный змей. И твои варвары опоздали тоже. Я уже не с вами, я там, куда вам никогда не дотянуться. Но вот я до вас дотянусь. Обещаю».

…Потом, когда всё кончилось, она долго лежала, охрипнув от крика, наслаждаясь уже тем, что боль медленно отступает. Плечи, локти, бёдра, почти всё тело покрывали плотные повязки.

Очень хотелось пить, но воды почему-то не давали. Вместо неё молчаливая служанка — неужто из несостоявшихся Гончих? — с нарочито бесстрастным лицом поднесла какого-то отвара. Вкус, на взгляд Алиедоры, был совершенно отвратителен, гнилостен, затхл. Словно собрали по углам плесень с гнильём, да и намешали.

Прежняя доньята Алиедора Венти просто швырнула бы кружку на пол, а мерзавку, осмелившуюся явиться к ней с эдакой мерзостью, безо всяких рассуждений выпорола бы так, чтобы та неделю сесть не могла. Нынешняя, воин Некрополиса, лишь молча кивнула и опорожнила кружку в несколько глотков. Её и без того постоянно мутило, а тут чуть не вырвало, но чуть, как известно, не считается.

…Когда она впервые встала и прошлась, держась за стену и морщась от боли при каждом шаге, ей пришлось что было сил сжать зубы — дабы не разрыдаться от позорного разочарования. Алиедора надеялась, что стоит затянуться ранам, как она сможет, подобно Майре, творить небывалое, едва пожелав.

— Нет, благородная моя доньята, это не так. — Латариус уселся поудобнее, утвердил локти на столе, сплёл пальцы. — Силу можно подарить. Это верно. Ты сама испытала подобное. Получая подарок, ты не должна ничего делать с собой, ничего менять в себе. Любой взявший нож может ткнуть врага в спину и убить — но чего он будет стоить, если этот нож у него выбьют? А вот научиться, добиться того, что никакой нож никогда тебе не понадобится, — сама понимаешь, требует времени. Мы помогли тебе, мы убрали несовершенства дарованного тебе тела, исправили плохо сработанное богами. Теперь дело за тобой. Знание и умение отобрать невозможно. — Он развёл руками.

Она молча кивнула. Да. Всё верно. Только очень уж хочется пить. Простой колодезной воды. Здесь, в Некрополисе, ей всегда давали только какие-то отвратительные настойки. И ещё не было простой еды. Только что-то изменённое алхимией до полной неузнаваемости, полоски чего-то, некогда, наверное, бывшего мясом, сперва засушенное и потом вымоченное в чём-то, состав чего Алиедоре узнавать совсем не хотелось.

Доньята теперь почти не видела солнца. Даже от низкого и неяркого зимнего тотчас начинало жечь глаза. Её мир сжался до нескольких подземных ристалищ, где Аттара, Майре и другие, молчаливые, словно тени, старшие Гончие учили её этой новой, обещающей стать восхитительной жизни.

— Прыгай! — кричит Аттара, выбивая запор на клетке с какими-то крылатыми бестиями размером с доброго клыкача.

Тело послушно складывается, словно карманный нож. Что-то остро-вонючее, кожистое, утыканное шипами, проносится над самой головой — нет, не «что-то», вдруг понимает Алиедора. Она точно может описать бестию, вплоть до последней ворсинки короткого и жёсткого меха на брюхе, вплоть до последней чешуйки на голом, словно у помоечника, хвосте, может назвать, сколько зубов в распахнутой, истекающей слюною пасти. Она точно знает, где сейчас каждое из двух дюжин вырвавшихся из клетки созданий, и тело её движется само, а два коротких клинка плетут вокруг доньяты сплошную стальную сеть.

Она видит всё и всех. Замечает каждый взмах чёрных крыльев, каждое движение увенчанных крючковатыми когтями лап.

Что было до этого? Мучительные часы на песке арены, бесчисленные удары, рухнувшие на её плечи и спину, когда Аттара, словно играючи, выбивала у Алиедоры из рук деревянный ученический меч. Обжигающая боль в неестественно вывернутых суставах, растягиваемых чуть ли не до разрыва связках. Слёзы, правда, течь перестали. Просто перестали, и всё. Алиедора падала без сил, её выворачивало наизнанку, и тогда Аттара молча садилась рядом, прикладывала к испачканным губам фляжку с очередным мутным, гниловатым пойлом. Только с ним. Никогда — с водой. В первый миг это казалось совершенно невыносимым; но потом становилось легче.

— Ну, протошнилась, доньята? — как ни в чём не бывало спрашивала Аттара. — Тогда вставай. Показываю ещё раз. Отбитие атаки двуручным мечом сверху выполняется так…

Потом Аттару менял Латариус. С ним Алиедора уходила на самые глубинные ярусы Гильдии, там, среди темноты и холодного камня, наставник брал её за руку, помогая войти в Ничто.

Сила Некрополиса погранична Смерти, объяснял Латариус. За саму грань нам пока не заглянуть, тем более не зайти. Но кое-что позаимствовать оттуда можно. Разумеется, после должной подготовки.

— Здесь ни при чём Камни Магии, — тихо, совсем не по-учительски говорил Латариус, не отпуская узкой ладони доньяты. — Здесь только твоя сила. Ты словно бы умираешь. Вернее, умирает одна твоя часть, ты её сама же и создаёшь. И чем лучше ты представишь ту Алиедору, что должна умереть, тем большая мощь придёт к тебе с той стороны. Это непросто. Не надейся освоить за один, два или десять уроков. Это станет венцом твоего учения, когда тебе придёт пора получать… — Он вдруг осёкся. — Гм, думаю, к тебе обычный порядок не относится. Простые Гончие носят ошейники с рунами, знаками отличия, полученными за успешно выполненные задания. Но ты — дело другое…

Шаг за шагом Алиедора спускалась всё ниже и ниже — в Смерть. Не в темноту — в Ничто, где нет даже мрака. Училась останавливать дыхание, задерживать его всё дольше и дольше. Часами просиживала в совершенно невозможных позах, закрыв глаза и отчётливо представляя, как умирает прежняя Алиедора Венти — та весёлая и взбалмошная гордячка, сорванец, отчаянная девчонка, не желавшая сидеть за пяльцами. Она не ожидала, что это окажется не так уж и сложно — спасибо кору Дарбе и его чёрному кубу.