Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рауграф

Сэр Альбрехт заявился бодрый и подтянутый, все на нем сидит как влитое, настоящий элегантный красавец, и не скажешь, что одет, как попугай.

– Сэр Ричард, – сказал он еще с порога, – если вы заняты…

– Я всегда занят, – ответил я сварливо, – но вы заходите, дорогой барон. Садитесь вон там… или там.

– Спасибо, сэр Ричард.

– Есть или пить изволите?

Он коротко усмехнулся:

– Если только созданное лично вами. Мало кто может похвастаться, что пил волшебный напиток, созданный самим майордомом.

Я сказал предостерегающе:

– Только не болтайте, дорогой сэр, что я это делаю. Святая Церковь не одобрит.

Он хмыкнул:

– А то не знает? Наша всевидящая?

– Официально не видит, – ответил я наставительно. – Как и некоторые наши грешки, что в целом не мешают нам идти к Царству Божьему. Но если остановимся, чтобы сперва отряхнуться да очиститься, никогда не сойдем с места…

– Почему?

– Потому что! – огрызнулся я. – Потому что не ангелы!.. Потому что много в нас грязи. Потому что на смену одним грешкам проходят новые!.. А нам все-таки надо идти и строить!.. Потому и сказал Иисус, что одна раскаявшаяся блудница ему дороже сотни чистых девственниц. Потому что Царство Божье могут строить только грешники, понял? Праведникам и в аду хорошо и благостно…

Он выставил перед собой ладони, защищаясь от неожиданного взрыва со стороны обычно сдержанного майордома.

– Сэр Ричард, разве я не?.. Вижу, вам достается в этом кабинете… А не сесть ли нам на коней…

Я посмотрел зверем:

– Смеетесь? Мне кажется, для того и выдвинули тогда в гроссграфы, чтобы все свалить на меня, а самим сесть на шею и свесить ножки. У меня уже спина не разгибается!

– Есть способ разогнуть, – сообщил он заговорщицки.

Я насторожился:

– Вы о чем?

– Наши рыцари затеяли турнир, – сообщил он. – Намерены провести большой, общекоролевский.

– По какому случаю? – спросил я.

Он отмахнулся:

– Нашим героям случай нужен?

– То есть просто так?

– Хотели в честь победы, – объяснил он, – но граф Ришар отговорил, чтобы не унижать сенмаринцев. Так что турнир будет приурочен ко дню какого-нибудь святого. Их полно, на каждый день есть, а то и два-три. Это чтобы задобрить Церковь.

– Церковь все равно будет против, – предостерег я. – Тем более у нас гости из Ватикана.

– А мы пообещаем биться только тупым оружием, – пообещал он. – Но совсем отказаться от турниров – это же вырождение рыцарства! И конец рыцарского духа.

Я поморщился:

– Ладно, но я при чем?..

– Разве не изволите поучаствовать? Размять спину?

Я помотал головой:

– Ни за что. Я теперь майордом.

– Все короли участвовали, – напомнил он. – Даже императоры брали в руки турнирное копье и достойно защищали свою рыцарскую честь.

Я покачал головой:

– Говорите так, словно и сами будете участвовать.

Он вскинул брови, лицо приняло обиженное выражение:

– А что со мной не так? Я всегда участвую.

– Простите, барон, – сказал я искренне. – Когда я вижу вас такого рассудительного, я считаю вас умным… Как внешность обманчива! Вы тоже, оказывается, будете скрещивать и ломать копья… Надеюсь, хоть потому, что так принято, а не потому, что нравится?

Он брови поднял еще выше, глаза полны недоумения:

– А почему такое не должно нравиться? Это же какой всплеск ликования! Сердце поет песню победы! А душа воспаряет!.. У вас душа есть?

– Ну да, – сказал я вяло. – Конечно, а как же… Я подумаю, барон. Возможно, я тоже, но не обещаю.

Он ушел, я некоторое время тупо раздумывал над этим турниром, еще не подзабытое в Орифламме развлечение, однако обросшее множеством ритуалов и ограничений. Армландские рыцари, напротив, ограничений не признают, даже в дружеских поединках стараются сшибиться на острых копьях, а в схватках на мечах или булавах ведут бой до тех пор, пока противник не сможет подняться с земли. Они презирают орифламские штучки насчет засчитывания полученных и пропущенных ударов.

Я должен бы предпочесть бескровные варианты, это прогресс, отец Дитрих и вся Церковь вообще против турниров. Но жизнь многие вещи заставляет делать… добровольно, вот и турниры пока нельзя не то что запрещать, но даже ограничивать…

Потом мысли плавно перетекли на неприятных гостей из Ватикана. Если я как-то еще отбиваюсь, то мои рыцари искушены в словесных баталиях не настолько. Их раскалывать легко, а там доберутся до моих алхимиков и ужаснутся бездне, в которую я рухнул, приютив воинов армии Врага рода человеческого.

Настроение совсем испортилось, а поверх бумаг, что приносят на подпись, то и дело видел злобные рожи паскудной троицы, а на лице отца Габриэля – обещание возвести меня на костер.

Турнир организовали на удивление быстро. Это на что-то хорошее надо заманивать, подгонять, а то и тащить на цепи, а когда затевается дурь – от добровольных помощников отбоя не будет, все сделают и денег не попросят.

Со всего королевства созывать не стали, это долго, а нашим не терпится показать свое превосходство над местными, совместно с ними быстро выработали правила, ритуалы, приветствия, запретили грубые выражения, среди зрителей будут дамы, что придает схваткам особую прелесть и пикантность… а с моей точки зрения, присутствие женщин лишь ожесточит бои, ну да ладно, мне нужно строить железную дорогу, а турниры пусть отмирают сами.

Утром разбудили пронзительные звуки, я выглянул в окно, по двору носится по кругу разодетый в цвета королевского двора молодой герольд, дудит в серебряную трубу, а потом звонким радостным голосом орет, что все желающие приглашаются на рыцарский турнир, что состоится сразу за городскими воротами слева от дороги.

Я приехал к полудню, с турнирного поля уже слышен конский топот, глухие удары, треск переламываемых копий, лязг, а затем вроде бы чуть дрогнула земля, словно с коня упал сам сэр Растер в его толстенных доспехах.

У трибун меня встретил Куно, взволнованный, но одетый на этот раз сравнительно ярко, как же – праздник, поклонился, сказал торопливо:

– Вы не опоздали, ваша светлость! Идут первые схватки, выступают молодые и не набравшие опыта рыцари.

– Значит, – рассудил я, – смотреть пока не на что.

Он возразил:

– Но даже молодые в вашем присутствии будут драться яростнее, в надежде заслужить ваше благосклонное внимание. Так что надо бы поприсутствовать на видном месте…

Я посмотрел на трибуну, для меня самое красивое кресло с высокой спинкой, знак высшей власти, а рядом царственно сидит красавица Розамунда, в самом деле красивая, надо признать, на щеках румянец, глазки блестят, а пальцы нервно сжимают подлокотники.

– Ладно, – ответил я, – поприсутствую. Но сперва загляну к тем, кому дурь девать некуда.