Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – рауграф

Он робко улыбнулся, понимая, но не смея разделить с сюзереном столь рискованное заявление.

Турнирное поле огорожено колышками с натянутыми веревками. На веревках трепещут красные полоски ткани, а с противоположных концов еще и загончики из крепкого частокола, там рыцари одевают доспехи и вооружаются.

Правда, самые знатные разбили поблизости шатры, оруженосцы одевают их там внутри.

Завидев меня, подъехал рыцарь могучего сложения, в знакомых оранжевых, как солнце, доспехах, где панцирь постоянно меняет оттенки от ядовито-желтого до пурпурного. Золотые накладки в виде лилий, стилизованных стрел и листьев клевера украшают плечи, грудь и даже живот, шлем – настоящее произведение искусства, хотя заметно, что утяжелен, для конного турнира важна не увертливость, а мощь удара.

Он поднял забрало, появились смеющиеся глаза сэра Клавдия. Он сказал с веселой почтительностью:

– Мой лорд! Когда в заключение турнира будет групповая схватка, вы возглавите наш отряд?

Я ответил пораженно:

– Сэр Клавдий! Как не стыдно? Мы такие подвиги совершили в Турнедо! Что нам эти семечки… Впереди битва за Гандерсгейм, моя душа уже там, мчится с высоко поднятым мечом…

Он ответил весело:

– Это будет завтра, но сегодня мы тоже живем? Или как?..

– Господи, – ответил я, – я, выходит, уже не так молод, чтобы драться каждый день.

Он весело и вкусно расхохотался, гордый и хвастливый, весь как статуя из металла.

– В ваших доспехах можно идти под венец, – сказал я, – настолько прекрасны! Оружейник вложил всю душу в этот металл. Не жаль подставлять под жестокие удары?

Он захохотал еще веселее, красивый, по-мальчишечьи удалой, хотя голова на треть уже седая, по подтянутый, никакой грузности или замедленности в движениях:

– Сэр Ричард! У меня душа поет…

– Придушите, – посоветовал я. – Можно наступить на горло и песне, если не то каркает. А то прям как мальчишка…

Он весело посмотрел по сторонам:

– Здесь все мальчишки. Даже женщины! Вон как смотрят, а? И эта… рукоплещут! У меня кровь кипит…

– Кровь кипит, – сказал я, – сходите к какой-нибудь, охладите жар. Например, к леди Розамунде.

Он дернулся:

– Вы шутите? Это же ваша!

– Ну и что? – возразил я. – Она не жена, я ее не трогаю… Сходите, рекомендую! Не обижусь. Просто возьму на заметку, что если когда-то нужно будет вам что-то предъявить, то… сами понимаете, в интересах государства…

Он содрогнулся:

– Нет уж, увольте. Лучше я тоже, по вашему примеру, что-нибудь попроще. Кого-нибудь, в смысле.

Я поморщился:

– Ну что вы такой не рисковый? На турнир дури хватает, а как к чужой леди… это же риск, романтика! Когда опасно – это ж так здорово!

Он посмотрел с подозрением:

– Правда? А чего вы к служанкам?

– Так я ж отец народа, – объяснил я. – Должен быть безупречным. И к народу ближе, они это ценят. Одну по заднице шлепнешь, десять хвастаются, что с тобой спали. Вот так можно без драки и славу обрести, а самому – в библиотеку, в библиотеку…

Он удивился:

– В библиотеку? Зачем?

– А чтоб умным казаться, – объяснил я. – Правитель должен быть умным или хотя бы им казаться. И чтоб Библия на столе на видном месте.

Он подумал, почесал в затылке:

– Гм… А зачем такая слава? Ну, от служанок?

– Значит, – сказал я назидательно, – в государстве все хорошо. Я же олицетворение нации! Почему всегда, как дурак, улыбаюсь? Чтоб все видели, в Сен-Мари решены все проблемы, все хорошо, все поют. Править трудно, сэр Клавдий! Это не железом на турнире бряцать… Поэтому умные с охотой препоручают эту обязанность дуракам, а для нас трудностей не существует!

Он покосился на меня недоверчиво.

– Страсти какие… – проворчал он. – Ни за что не полез бы в майордомы!

– Думаете, – спросил я, – я добровольно? Но жизнь такая, катишься и катишься, а на тебя налипают дела, обязанности, долги, бабы, дети откуда-то берутся, кто-то морду бьет, а ты ж ничего не делал, просто жил!

Он вздохнул:

– Да, мне это знакомо… Только юные да мелкие ухаживают за знатными дамами, а мы, старые кони, понимаем, что проще со служанками. Легче расплачиваться. Хотя я не расплачиваюсь. С какой стати? Они ж все мои… Эх, сэр Ричард, теперь уже и я усомнился. Отказаться от поединка, что ли… Хотя раз уж влез в этот панцирь, то надо тряхнуть стариной.

– Трясите, сэр Клавдий, – сказал я, – только поосторожнее. А то всякое может случиться…

– Я старый конь, – ответил он бодро. – Не впервой!.. О, трубят! Все, пойду отведу душу. Я ведь того, живу.

Он повернул коня, и они с тяжелым грохотом понеслись к турнирному полю.

Я поднялся к трибуне, воссел, леди Розамунда весело щебечет и улыбается, олицетворяет. Я понаблюдал искоса и решил, что ведет себя в точности как нужно, чтобы поддерживался нужный настрой, то есть получила достойное воспитание и как себя вести, и как поддерживать беседу в обществе.

Когда двое на турнирном поле сшиблись с особенным грохотом, ко мне прибежал посланный сэром Жераром слуга из дворца, торопливо наклонился к моему уху и выразительно пошевелил губами. Сэр Жерар в точности выполнил все, что я велел, слуга примчался запыхавшийся, красный, встрепанный, а губами шлепал и жестикулировал очень выразительно.

Я поднялся, сказал быстро:

– Дорогие друзья, неотложные дела требуют моего присутствия. Крайне сожалею, что покидаю такое прекрасное зрелище…

Леди Розамунда мило, хоть и чуточку разочарованно, улыбнулась, а граф Ришар, барон Альбрехт и все, кто сидит рядом, с сочувствием повздыхали.

Я удалился, стараясь сохранять крайне озабоченное выражение лица, внизу отпихивают друг друга Зайчик и Бобик, борясь за мое внимание. Я приласкал обоих, вспрыгнул в седло.

– Во дворец!

Вечером рыцари весело обсуждали турнир, трофеи победителей, убытки проигравших. Турнир прошел сравнительно бескровно, если не считать раны и ушибы сэра Ойленделя и сэра Гофмана, но лекари уверяют, что скоро снова сядут в седло и возьмут в руки копья. Жаль, конечно, погиб сэр Клавдий, славный был рыцарь, но на прошлом турнире погибло трое, так что этот можно считать вполне благополучным…

Я охнул:

– Что? Сэр Клавдий погиб?.. Да быть такого не может! Где он сейчас? Я бегу…

Сэр Палант нехотя объяснил:

– Уже не помочь. У сэра Ойленделя копье треснуло и расщепилось. Острый обломок попал сэру Клавдию в щель под руку. Умер почти сразу, только и успел попросить Господа принять его грешную душу. Вообще-то красивая смерть, сэр Ричард! Это лучше, чем в постели от старости…

Я выдавил с бессильной злостью:

– Он мог бы красиво погибнуть в Гандерсгейме!.. А что плохого умереть в старости? Зато воспитал бы достойными рыцарями внуков!. Эх, как я понимаю Церковь… Что его семье скажу?