Александр Доставалов - Ожог от зеркала

– Да нет, оно же на день. Можешь, так сказать, определить шансы. Обычно, конечно, нулевая величина. Но иногда показывает, что неплохо поберечься.

– Полезная штука.

Тарас мотнул головой.

– Как раз не очень. Если б у меня завтра был поединок, эта величина могла бы за половину заскочить. Но изменить-то всё равно ничего нельзя. А что поединок опасен, я и так знаю. Но иногда может помочь от внезапной неприятности.

– Это всё по солнцу видно?

– По лучам его, конечно. Дороговато, правда, но реально. Даже с тем, что у меня с собой. Можно разложить и глубже, но здесь уже специальные инструменты нужны. Можно повлиять на погоду. Можно не снимать этот пузырь, и тогда я смогу кое-что рассказать про бычка либо корову, я отсюда не вижу, и как его кололи, и про стадо.

– Это медвежий пузырь.

– Ну и ладно. Пусть медведь, про медведя расскажу. – Тарас не смутился своей ошибки. – Шкуры можно расспросить, как их кололи-снимали, но это дорого, или просто использовать как сырьё. Но шкуры здесь старые, хреновенькие. Показать?

– Не надо.

– По воде, вон, с ведрами, не меньше чем по солнцу, много всего, но здесь жаб подсобрать надо, лепесточков разных. И сами брёвна... Ну здесь так, по солнцу да по ветру ориентировали. А можно было домик иначе развернуть, для сердца полезнее. И более сложные уровни есть. Не только это.

Лучник обалдело покрутил головой.

– Какие ещё-то? Да ещё сложнее? Здесь уж больше нет ничего.

– Ну, как же нет. – Тарас, похоже, входил во вкус. – Вот собачка нарисована. Или тоже медведь?

Лучник присмотрелся.

– Нет, собачка.

– Видишь ты собачку?

– Вижу.

– Четко видишь, собачка?

– Ну.

– А где она?

– Ну вон.

– Что вон? Где она, эта собачка?

– Так на стене.

– Да? Ну, подойди к стене, погладь собачку.

– Нет, ну там же её нет.

– Но ты же её видишь?

Лучник задумался.

– Там рисунок только, – наконец, выдал он.

– Правильно, рисунок, – охотно согласился Тарас. – А что есть рисунок? Ты хотел поглубже, следи теперь. Это ведь несколько царапин на фанере, заполненных углем. Правильно?

Лучник помедлил и кивнул.

– Правильно.

– Ещё раз говорю, несколько царапин. И всё. Где же собака?

Лучник задумался.

– Выходит, нет собаки? – неуверенно сказал он.

– Нет собаки, – эхом отозвался Тарас. – Но тот парень, что собачку рисовал, он о чем думал? О собаке? Или о медведе?

– О собаке. Он собаку рисовал.

– А ты что видишь?

– Собаку и вижу. Чёрт. Выходит, есть собака?

– Есть собака. Не ругайся, сколько раз тебе говорил. – Тарас улыбнулся. – Для тебя собака есть, для него собака есть, а самой собаки нет.

Лучник почесал затылок.

– Правильно, так это и называется рисунок.

– Это не рисунок. Это магия изображения. Слово «рисунок» только передает комплекс магических приемов, которые присущи любому человеческому существу.

– Как-то ты говоришь... Существу. Сказал бы – человеку.

– Пусть будет человеку. Там есть нюанс, но сейчас мы его жевать не будем. Суть не меняется – ты наносишь на фанеру несколько штрихов углем, думая о собаке, под определенным углом, и получается изображение. И приходит другой человек, смотрит на эту фанеру и понимает, овчарку ты рисовал либо таксу. Либо медведя.

– Погоди. Запутал ты меня. Где тут магия? Дети могут рисовать, никто их магии не учит.

Тарас усмехнулся.

– Правильно. Правильно. Любой человек может. Любое человеческое существо. А вот обезьяна не может, хотя пальцы у нее точно такие же. И собак она видела, и медведей, и карандаши с мелками ей дай, а рисунка не будет. Не дано обезьяне этой магии, от рождения не дано. Создал Создатель человека по образу и подобию своему, и сие одна из граней созидания.

– Ну ты, блин, заговорил.

– Сам напросился.

– То есть... Ну да, чёрточки просто... С ушками. А что обезьяна будет рисовать?

– Просто каракули. И потом ещё, подумай, это ведь определенное расстояние нужно, определенный свет. Слишком близко – и от картины останутся только чёрточки углём, слишком далеко – и всё в одно пятно сольётся. В инфрасвете... Хотя ладно.

Тарас быстро, в несколько штрихов, набросал кота со смешными усами.

– Вот это что?

– Кот, – уверенно ответил Лучник.

– Правильно. А ведь здесь обозначены только усы, глаза да уши. Нечто плоское, процарапанное на листе.

– М-да. Никогда об этом не задумывался. Ты проще мне скажи. Где была эта собака?

– У тебя в голове.

– А когда я не смотрю на рисунок, она там есть?

– Вот! – Тарас восхищенно прищелкнул пальцами. – Отличный вопрос. Считается, что её там нет, только мыслеформа. Но давай-ка уже подъём устраивать, потому как этак нам с тобой до вечера общаться.

Фрол скупо наливал вино из кувшина с высоким горлом. Тот стоял на специальном месте, в холодке. Гости стражника, еврей-часовщик, живущий напротив, и заезжий фермер, приходившийся дальней родней, накрыли приличный для междусобойчика стол. Фермер обеспечил зелень и картошку, а еврей принес хорошо прожаренную курочку, опровергая общее мнение о скаредности этой расы.

Впрочем, он же и отломил от курочки самый крупный ломоть.

Хозяин закончил филигранный розлив по бокалам – всё, что он нацедил на глаз, можно было смело проверять аптекарской меркой. Первую чарку, чокнувшись, выпили без тоста. Фермер вытер рукавом пот, стражник – усы, а еврей лоб кружевным с вышивкой платочком.

– Исаак, – нарушил молчание стражник. – Вот ты человек и умный, и грамотный. – Исаак сдержанно кивнул, что можно было принять и за одобрение комплимента, и за отрицание его. – Вот ты объясни мне, почему я целый день на службе, да ночью ещё иногда выходишь, а в доме у меня ничего лишнего?

– А ты что, летучую гондолу покупать надумал? – Фермер ощерил крепкие желтые зубы и надкусил куриную ножку. Жалобно хрустнула кость.

– Не гондолу, об этом я и не мечтаю, сапоги нормальные не могу купить. На летучку у нас только бригадир копит. Пятый год копит, ещё пять лет копить будет. Но сапоги? Вещь необходимая. А у меня денег нет. Я ведь не бродяга какой-то, не тать из лесу. Объясни мне это, Исаак?

– Что я должен вам объяснить, если вы охраняете эти власти? – Исаак мелкими глотками, смакуя, пил вино. – Так всегда было и так всегда будет. В любое время и в любой стране.

– Но мне это не нравится, Исаак.

Часовщик поставил недопитый бокал.

– Вам, Фрол, ведь не простые сапоги нужны, не хромовые. Вы ведь говорите о скороходах?

– А о чём? Вещь самая необходимая.

– Но сейчас вы без неё обходитесь?

Фрол мрачно налил вина, вспоминая длинную дорогу в город, отхлебнул, затем долил себе и всем присутствующим.

– Обхожусь. В служебных хожу. И на охоту, и на рыбалку. А в твоих хромовых или в кирзе, да двадцать верст по болоту, ты никогда пешком не пробовал? Тут, брат, и потонешь на хрен.