Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – вильдграф

Я вспомнил, что надо выпрямиться и напрячь живот, а то в разговоре быстро забываем, поиграл мускулами груди и сказал сумрачно и гордо, как подобает романтику:

– Я из другого… племени. И теста. У нас мужчины, что пронесли любовь к одной женщине через всю жизнь, сейчас только в песнях. Мужчине нужна женщина! Но нам мало ее тела, мы начинаем дорисовывать ей ценности, которые видим только мы, настоящие или придуманные – не важно, одухотворяем и возносим ее к небесам, а затем и влюбляемся.

– Как… интересно, – произнесла она осторожно.

– Но это не значит, – сказал я с предостережением, – что так останется навечно, хотя в памяти песен остались именно такие случаи. Многое может разрушить любовь… и тогда снова поиск. Мужчина без любви не может. Женщина… ну, для нее не любовь важнее.

Она посмотрела на меня несколько странно.

– Да? А я была уверена, что все наоборот. Это женщина без любви не может.

– Любовь могут позволить себе немногие, – объяснил я печально и гордо. – Это слишком большая роскошь, к тому же она обязывает. Абсолютному большинству достаточно уюта, тепла и домашнего хозяйства. И кучи сытых и веселых детей.

– Но почему мужчины, – спросила она, – оставив женщин, уходят на войну?

– Оставив женщин, – сказал я, – но не любовь к ним.

Она наморщила нос, став на мгновение очень женственной.

– М-да… Как с вами непросто.

– Почему?

– Быть женщиной, – сказала она рассудительно, – очень трудно уже потому, что, в основном, приходится иметь дело с мужчинами.

– А как ваш отец? Он постоянно с ними имеет дело.

Она снова наморщила нос, я с удовольствием засмотрелся на милые морщинки.

– Отец имеет дело не с мужчинами, – сообщила она и, не ожидая моего вопроса, уточнила, – а с воинами, торговцами, политиками, строителями…

Она улыбнулась привычно высокомерно, как бы снисходя к варвару, объясняя ему такие простые вещи, а я старался не видеть ее высокую полную грудь, пухлые созревшие губы, сладостный изгиб плеча, странный и завораживающий, даже обещающий нечто, подумал смятенно, случайно это у нее или же сработал инстинкт, понуждающий показать себя в нужном свете подходящему самцу. Она может даже не подозревать, что ее тело уже принялось за работу, выдав хозяйку, но если я сдуру сочту это за приглашение, вполне искренне могу схлопотать по роже.

В саду показался ярл Элькреф, увидел нас, нахмурился и пошел ускоренной походкой. Женщина – яблоко и змея разом, мелькнула мысль. Все от Бога, как говорит по-своему набожный сэр Растер, за исключением женщины, потому их можно обожать, но держаться от них лучше подальше.

Я сказал с широкой улыбкой и подчеркнуто громко:

– Я просто счастлив, ваша светлость, что вы изволили… снизошли… и все такое, до простого десятника… но не смею отнимать у вас драгоценнейшее время, которое вы можете истратить, скажем, на ярла Элькрефа, что спешит к нам. Я пошел с вашего позволения…

Она оглянулась на ярла, гримаска неудовольствия промелькнула на ее лице, но кивнула с кислой улыбкой:

– Да-да, идите.

Я поклонился, затем отвесил такой же учтивый поклон Элькрефу и пошел, стараясь не выглядеть вызывающе бравым, что может взбесить кого угодно, не только ярла.

Растенгерк говорил, кентавры обитают, прижатые к Великому Хребту, в его северной части. Это значит, не слишком далеко от поселения огров, горная цепь идет по Гандерсгейму не так уж и бесконечно.

Огры, колдуны, кентавры, тролли – только ради такого вроде бы можно задержаться хоть в Гандерсгейме, хоть в Брабанте. Приключений везде выше крыши, но слишком уж это сование головы в песок, спасаясь от настоящих глобальных проблем, что ждут в Геннегау. А они, если не найдут места в голове, разворотят экспонированную солнцу задницу.

Так что за дело, трус. Договоришься или нет с кентаврами насчет союза или невмешательства в военные действия – но после этого сразу же обратно в Сен-Мари, тьфу, в Орифламме…

Я несся стремительно, подгоняя себя картинками, как вот нанесу на карту пока неведомые места с кентаврами, потом можно сразу разворачиваться взад, стрелой через весь Гандерсгейм в Брабант, чтобы захватить Дженнифер, а затем так же быстро, но уже на Зайчике и с Бобиком – в Геннегау…

Крылья мои сами по себе растопырились шире и так же сами, поймав едва слышный сигнал, повернулись под углом к встречному ветру, погашая скорость. Далеко внизу словно бы течет широкая река изумрудной зелени. Будь это на лугах, кто бы заметил, однако на серой каменистой насыпи это бросилось в глаза, словно в лицо плеснули водой.

Река зелени будто только что выплеснулась из-под земли, идет широко, нащупывая дорогу. Я начал медленно и осторожно снижаться, пока зелень не разбилась на отдельные пятнышки, а потом на крохотные фигурки.

Тролли идут колонной по десять или чуть больше в ряд, что меня удивило, как-то с этими зеленокожими понятие дисциплины не вяжется, лавой – другое дело, а тут чуть ли не римская когорта.

Снизился еще, ага, лица покрыты слоем пыли, ноги вообще в корке грязи, прекрасная маскировка, хоть и невольная. Идут целеустремленно, но усталость уже чувствуется в каждом движении. Все с боевыми топорами и палицами, вроде все просто, но в умелых лапах и простая палка грозное оружие…

Я пролетел вперед, оглядываясь и проверяя, в ту ли сторону двигаюсь, куда топает это грозное войско. Еще два небольших холма, затем разом открылась, даже распахнулась широченная долина с большим лагерем из множества шалашей и наскоро вырытых землянок: тролли и на кратковременных привалах предпочитают быть ближе к земле.

Множество костров, как и в любом лагере, ко мне под облака мощно прут ароматы пережаренного и горелого мяса, крепкого пота и плохо сдерживаемой ярости мужчин, которых держат слишком близко друг к другу.

Я не двигался, растопырив крылья, вроде бы застыв в пространстве, только оно почему-то медленно двигается подо мною, у воздушных масс свои гольфстримы, ниагары и незримые пороги.

Я посмотрел по сторонам, в сухо-туманном пространстве зеленеет лес, справа и слева серые шипастые спины каменистых возвышенностей, чуть левее сиреневые конусы циклопических руин, таинственная старина, в глубине сокровища… но какие сокровища, когда навстречу оркам на марше выметнулись крохотные фигурки кентавров! Врубились, потеснили, завязли, началась ожесточенная сеча…

Я сдвинул крылья и позволил воздушным струям нести себя в ту сторону, где должен быть их лагерь. Если бы не это, уже жадно всматривался бы в мощные траурно-черные изваяния, полузасыпанные золотым песком, старался бы понять, что это изображает, и что под этими жаркими дюнами…

Ага, вон он… Мог бы еще раньше почуять по запаху… Я опустился в ближайший лес, сейчас если все небо закроют драконы, никто не заметит, огляделся и начал всякий раз пугающий переход в тело человека.