Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – вильдграф

Я смахнул соленую влагу с лица, конунг все так же смотрит, сильно наклонившись с кресла, будто готовится встать, лицо стало темнее июньской тучи.

– Пусть отдыхает, – сказал я хриплым голосом. – В другой раз будет осторожнее болтать языком.

Несколько человек быстро подняли грузное тело и унесли. Нескоро разберутся, что их друг не просто выбит из этого мира, но даже когда очнется, с переломанным хребтом никак не подстережет меня ночью с кинжалом в руке.

Конунг с кислым видом пару раз хлопнул в ладоши.

– Ты хорош, – сказал он как можно спокойнее, как должен вести себя беспристрастный судья. – И победил честно. Как, говоришь, называется твое племя?

– Клан Робких Зайчиков, – ответил я с вызовом.

За столом заревели, но конунг не позволил губам дрогнуть в усмешке, смотрел очень внимательно, лишь брови чуть приподнялись, а взгляд стал острее.

– Не слышал о таком.

– Мир велик, – ответил я. – Еще услышите.

В толпе довольно заговорили, гордые ответы нравятся всем, всяк отождествляет себя с героем, который может дерзить власти.

Конунг кивнул.

– Не сомневаюсь. Не хотел бы пойти ко мне на службу?

– Нет, – отрезал я.

– Почему? – спросил он с интересом. – Лучше служить сильному вождю. С ним больше славы, чести, наград, захваченной добычи. Зачем прозябать в неизвестности?

– Я сын степи, – ответил я гордо. – Бродяга и романтик. Мчаться по бескрайней степи, укрываться звездным небом – разве не счастье? Что хорошего жить в городе?

Он помедлил с ответом, глядя на меня испытующе, затем улыбка раздвинула его твердые губы.

– Но ты же нашел?

– Я всего лишь гонец от ярла Растенгерка, – напомнил я, – к его брату ярлу Элькрефу. Завтра поеду обратно в степь.

Он кивнул.

– Ярл Элькреф стал слишком похожим на горожан и потому долго раздумывал над ответом, когда требовалось сказать «да» или «нет». Но сегодня ты получил письмо к его брату…

Все знает, мелькнула злая мысль, везде обзавелся шпионами.

– Да, – сказал я, – и завтра уеду. Но я ничего не нашел в городе и даже одной ночи не провел в нем. Всякий раз брал коня… своего или чужого, и… здравствуй, ночная степь! Здравствуй, бешеная скачка под родными звездами!

Кочевники на меня смотрели с явной симпатией, каждое мое слово – гимн их образу жизни, их превосходству над глиноедами.

Конунг поморщился, но сказал все тем же приветливым голосом:

– Хорошо. Но если надумаешь к нам – дай знать. Сильным и отважным рады везде.

– Благодарю за честь, – ответил я.

Вернулся на свое место я в гробовом молчании и провожаемый уважительными взглядами. Едва я сел, разговоры возобновились, а Рогозиф, сам темный, как грозовая туча, придвинул мне металлический кубок с вином.

– Выпей, – сказал он участливо. – У тебя точно в горле сейчас, как в огненной печи.

– Спасибо, – сказал я хрипло.

– Полегчало? – спросил он, когда моя рука со стуком опустила опустевший кубок на столешницу, но я понял по его глазам, что говорит не о вине. – Чего ты так вспылил?

Я вяло отмахнулся.

– Да так… Одну бабу вспомнил…

Он чуть скосил глаза, я догадался, что поглядывает на веранду, где была принцесса, ощутил тревогу, а нехорошее предчувствие стиснуло грудь.

– В них все зло, – сказал он философски. – А ты непрост.

– Чего так решил?

– Это был сам Корн, – напомнил он.

– Степь велика, – ответил я. – В каких-то краях таких корнов продают кучками. За мелкую монетку.

Со стороны сада пришли музыканты, заиграли нескладно, зато громко. Я покосился с неодобрением.

– Недостаточно атлетические, чтобы бить в бубен.

Рогозиф отмахнулся.

– Тогда пусть хоть играют. Но если под музыку нельзя драться, то это плохая музыка.

Я окинул музыкантов придирчивым взглядом.

– Лохматые… Стричься еще не умеют, значит, будут играть только тяжелую музыку… А под нее драться хорошо.

– Конунг знает дело, – откликнулся Рогозиф знающе.

– Будет драка?

– Обязательно, – заверил он.

– Зачем?

Он удивился:

– А как без драки? У вас что, безздрачники?

– У нас только на свадьбах, – пояснил я. – Свадьба без мордобоя – вообще не свадьба. А еще на днях рождениях, юбилеях, встречах для хорошей выпивки и просто так.

– Воздержанные вы люди, – сказал он с уважением.

– Здесь, как я понимаю, готовятся к королевским состязаниям? Разминка?

– Гоняют кровь, – согласился он, – присматриваются друг к другу. А чем заняться, если до состязаний еще два дня?

– Уйма времени, – согласился я. – Девать некуда.

Кочевники в самом деле, разогрев себя вином, приглядываются друг к другу оценивающе, некоторые прямо за столом обматывают кулаки ремешками, другие хищно сжимают и разжимают пальцы, готовые цепко хватать противника и бросать через бедро, через голову, через руку или плечо.

– Как ты? – спросил Рогозиф.

– Ни за что, – сказал я твердо.

Он удивился.

– Почему?

– Лучше посмотрю, – объяснил я. – Вот смотреть такое люблю больше. Только место займу получше.

Он сказал весело:

– Я тоже так люблю больше. А потом оно как-то само… Вдруг – и уже в драке!

– Я сдержанный, – сказал я, – очень сдержанный.

Он хмыкнул с сомнением, но промолчал, взгляд его устремился мимо моего уха, я даже слышал легкий свист и дуновение воздуха. Оглянуться я не успел, там послышался нежнейший голос:

– Дорогой герой…

Я обернулся, милая девушка кокетливо присела передо мною, глазки хитрые, а щечки круглые и нежные, а еще тугие и спелые, так и хочется укусить. Еще умильные ямочки, на них нельзя смотреть без удовольствия. А когда она улыбнулась, ямочки стали глубже, делая личико из просто хорошенького изумительным.

– Привет, Юдженильда, – сказал я с удовольствием, на хорошеньких женщин всегда таращим глаза просто с наслаждением. – Какая ты прелесть, теперь всю ночь будешь сниться…

Она заулыбалась шире, голосок прозвучал кокетливо:

– Помнишь мое имя?

– Как же его не запомнить? – изумился я. – Все только и говорят: взгляните на эту изумительную девушку, она же мечта мужчин, как ее зовут, кто она, откуда она, как бы с нею…

Она рассмеялась чисто и звонко:

– Не продолжай! Я, знаешь ли, такая скромная, такая скромная бываю в некоторых случаях. Милый Рич, моя подруга Элеонора послала отыскать тебя.

– Ты отыскала, – сообщил я и жадно раздел ее взглядом, подумал и не стал одевать. – Можешь броситься мне на шею. Обещаю не отбиваться.

Она расхохоталась, милые ямочки на щечках стали глубже.

– Нет-нет, я по другому делу. Она сейчас во-о-он в том павильоне. Понял?

– Понял, – ответил я.

Она подождала, я стоял и с удовольствием смотрел на нее, так и не сумев заставить себя вернуть ей платье, наконец она сердито топнула ножкой в изящной туфельке. Я озадаченно посмотрел на ногу, на туфлю, потом на ее милое личико.