Мария Семёнова - Бусый Волк. Берестяная книга

Взрослые Волки, рано поутру приведённые мальчишками к Гром-Скале, в который раз слушали их сбивчивые речи и пытались постичь, что произошло накануне. И что теперь следует делать, каких напастей ждать. В то, что вчерашняя беда, едва не настигшая сыновей, окажется последней, никто не верил. Беды, они поодиночке не ходят! Одна явилась — отворяй ворота!

При трезвом солнечном свете оголённый гранитный уступ очень мало напоминал вчерашнего Зверя-Защитника, грозного и несомненно живого. Присмотрись к нему кто чужой, вовсе не узрел бы ничего удивительного. Камень как камень!

Но Волки умели ощутить свою землю как частицу себя, и каждый из них явственно слышал яростную жизнь, кипевшую в не очень-то выстуженном холодной ночью граните. Страшное напряжение, жгучую силу, подаренную Матерью Землёй. Непреклонную решимость остановить нечисть, не допустить её к людским гнёздам…

И близкое присутствие самой этой нечисти тоже ощущалось Волками явственней некуда. Болото изменилось. Злая сила, дремавшая в нём много веков, проснулась и ожила, затаилась, готовая к прыжку…

Тропинка, тянувшаяся через топи, с виду была точно такой, как вчера. Но страшная птица только и ждала, чтобы какой-нибудь неразумный отправился по ней вершить свой мальчишеский подвиг. Устремился к Курлыкиной Круче, ступил лишний шаг, вышел из-под защиты Каменного Зверя.

Ну, неразумного долго ждать не пришлось.

— Я только до островка и назад, — сказал веннам Ульгеш. — Сейчас ясный день, кто меня тронет?

Веннская земля не говорила с ним так, как со своими детьми, он действительно думал — ему ничто не грозило. Его остановили, начали объяснять, что к чему. Ульгеш плакал злыми слезами, но вроде бы понял, что книгу, оставленную в сумке на дереве, уже не вернуть.

Бусый не плакал, ему просто казалось, будто сородичи на него косились. Дескать, нашкодил, полукровка. Разбудил лихо!

Вечером следующего дня небо заволокло тяжёлыми тучами, словно не молодое лето цвело над землёй, а скорбела беспросветная осень. Тучи не пропускали к земле ни единого луча небесного света. И бесперестанно кропили лес моросящим дождиком-бусенцом. [24] Бусенец — моросящий дождик чуть гуще висящей в воздухе взвеси.

Дождь совсем не был похож на весёлые летние ливни, в нём не было удалого озорства, не было светлой радости. В этом унылом и бесконечном дожде Ульгешу чудились чьи-то слёзы.

Ульгешу было страшно. Казалось, лес наводнили чудовища, которых он видеть не мог, зато они прекрасно видели его и собирались схватить. Мальчишка силился успокоиться, твердил то вслух, то про себя, что до болота было ещё далеко, а здесь, во владениях Волков, за спиной Стража, никакое чудище появиться не может…

«А если и появится, в такой тьме нипочём меня не разглядит!»

Чернокожий мальчишка и в самом деле почти не виден был в лесной трущобе, [25] Трущоба — непроходимый лес, заваленный буреломом и трухлявыми пнями. лишь порой по-звериному вспыхивали жёлтыми огнями глаза. Ульгеш пробирался по лесу едва не на ощупь, осторожно раздвигая перед собой ветви деревьев. С ветвей срывались потоки воды, но Ульгеш не обращал на это внимания. Одежда давно промокла насквозь, тело щекотали стылые ручейки. Сын Леопарда то и дело смахивал капли с лица.

Сейчас бы да под тёплую крышу, да к печке, да закутаться прямо с головой в мягкую сухую овчину… Нельзя. Не для того удрал от Бусого и Волчат, соврав о намерении засесть за дедову книгу о рукословии, чтобы струсить и вернуться с половины пути!

Чем дальше уходил от деревни Ульгеш, тем ему становилось страшнее. До невладения в ногах, до ледяной сосущей пустоты в животе. Страх явился не на пустом месте, Ульгеш вдруг понял, что не из вредности и дикарского упрямства Волки запретили ему соваться в болото. Даже днём — настрого. А сейчас скоро ночь. Беспросветная, воровская, когда всякая нечисть поднимает голову и идёт на охоту, а зло и неправда чувствуют себя особенно безнаказанно и привольно…

Выбрал времечко!

Он скрылся бы днём, но днём все работали, стараясь опередить дождь, и Ульгеш, хочешь не хочешь, торчал на глазах у людей. А до завтра промешкаешь, и книга, уложенная в холщовую сумку, может погибнуть. Может, с её страниц уже сейчас оплывали чернила, а сами страницы разбухали от влаги, слипаясь в бесформенный ком…

Ульгеша вдруг взяло странное зло на Волков. Вот засадили бы его в общинном доме за какое-никакое дело, не пришлось бы теперь от страха помирать. И стыда не было бы. Умаслил бы совесть: не моя вина, хотел пойти, Волки не дали…

Стиснув зубы, Сын Леопарда продолжал торопливо пробираться вперёд. Страх — это не трясущиеся губы и бегающие глаза, как кажется многим. Страх — это когда становятся мёртвыми ноги, и их приходится насильно переставлять, чтобы совершить ещё один шаг. А к поясу привязана толстая верёвка, и она тянет тебя назад, напрягаясь всё больше. Ульгеш чувствовал: если он остановится, то заставить себя идти дальше уже не сможет. Поэтому шёл и шёл, стараясь не потерять направление.

И вот он наконец — Страж…

Оскальзываясь и глотая слёзы, Ульгеш забрался на голову Зверя, лёг, прижался всем телом, пытаясь обхватить каменного защитника руками. Ощутил живые токи, идущие из глубины скалы, спокойную добрую силу. Всхлипнул последний раз и благодарно потёрся о камень мокрой щекой. Дыхание начало успокаиваться. Пока он здесь, никакая нечисть ему не страшна. Он немного отдохнёт и двинется дальше. Островок, рядом с которым притаилось Бучило, совсем рядом. Он сбегает туда и вернётся. Книга висит на деревце, на твёрдой земле. Он снимет её, повесит на плечо — и сразу назад. А к Бучилу, сохрани Мбо Мбелек Неизъяснимое, и не полезет. Даже смотреть не будет в ту сторону…

Лёжа на загривке у Стража, легко рассуждать так, будто всё уже совершилось. Ульгеш не двигался и не открывал плотно зажмуренных глаз, ощущая, как душа, витавшая неведомо где, водворяется обратно в тело. А когда тело начало оживать, решился посмотреть вперёд, прикинуть дальнейший путь.

Тучи успели сомкнуться непроницаемым покрывалом, но на болоте сплошной тьмы не было… Светились гнилушки, да и сами топи были как бы охвачены зловещим зеленоватым пламенем. Мёртвым пламенем, от одного вида которого опять противно засосало в животе.

Ульгеш упрямо тряхнул головой, пристальнее всмотрелся вперёд и неожиданно почувствовал облегчение. Болотные огни как будто избегали тропинки, что вела к островку. Острые глаза Ульгеша различили даже сумку на дереве. Сейчас он заберёт её и с облегчением спрячет в кожаный поясной кошель. И уже завтра на роздыхе, когда другие мальчишки станут просто дурачиться или валяться, он развяжет кошель, вынет книгу и, гордый своим прилежанием, раскроет её на закладке, чтобы углубиться в неспешное чтение. Станет открывать всё новые тайны мира, в котором они все живут… А дедушка Аканума незримо встанет у него за плечом…