Антон Грановский - Падшие боги

– Меня страшит мое будущее, но я хочу узнать, зачем я здесь. И меня ничто не остановит.

Охотник обдумал ответ Глеба, кивнул и вновь ступил на дорогу, ведущую к городской стене.

Изба, в которую Громол привел Глеба, стояла у самой городской стены. С виду она ничем не отличалась от других избушек средней руки. Бревенчатые стены, крутой скат стрехи, крылечко о двух широких ступенях.

Когда Громол и Глеб ступили во двор, из-за угла избы вышел здоровенный черный пес. Пес остановился и глухо зарычал. Память о сражениях с оборотнями и волколаками была слишком свежа в памяти Глеба, и он испуганно схватился за прохладную рукоять меча.

– Не бойся, – сказал Громол. – Это просто собака. Охолони, Черныш! Свои!

Узнав голос Громола, пес повернулся и снова скрылся за углом.

Поднявшись на крыльцо, охотник стукнул в дверь условленным стуком – три раза, потом два, потом еще раз. Громыхнул засов, и дверь открылась.

– Идем, – сказал Громол и первым шагнул в сени.

К удивлению Глеба, в сенях никого не оказалось. Следуя за охотником, он прошел в горницу и здесь остановился у двери. В горнице царил полумрак, подкрашенный тусклым пламенем лучины и рыжеватыми отблесками печи.

У печи сидела на табурете женщина. Она медленно повернула голову и взглянула на гостей. Глеб поразился тому, как красива она была. Густые черные волосы женщины не были подвязаны платком и свободно лежали на плечах. Ее худощавое смуглое лицо могло бы украсить обложку любого глянцевого журнала, и лицу этому совсем не нужен был макияж. Одета женщина была в длинное черное платье, полностью скрывавшее не только ее щиколотки, но и ступни.

Огромные черные глаза цыганки смотрели спокойно и задумчиво.

– Громол, – негромко вымолвила она, и Глеб удивился глубине и густоте ее голоса. – Зачем пришел?

– Я привел к тебе человека, который не может вернуться домой, – ответил охотник. – Он хочет узнать свое будущее.

Женщина перевела взгляд на Глеба. Долго и пристально разглядывала его, затем властно проговорила:

– Подойди ко мне, чужеземец.

Орлов в нерешительности взглянул на охотника. Тот кивнул, и Глеб двинулся к цыганке. Не дойдя до нее шага, Глеб остановился.

– Я хочу взглянуть на твою правую руку, – сказала цыганка. – Разденься.

Глеб снова взглянул на охотника.

– Делай, как говорит она, – тихо сказал тот.

Глеб хмыкнул и нехотя стянул куртку. Потом задрал рукав рубахи и протянул руку ведьме, но вздрогнул и остановился. Обнаженное предплечье было испещрено багровыми шрамами. Глеб смотрел на шрамы с изумлением.

– Будь ты деревом, я бы сказала, что это двенадцать зарубок, – услышал он глубокий, низкий голос цыганки.

– Но я не дерево, – тихо отозвался Глеб.

Ведьма взглянула ему в глаза и усмехнулась:

– Вижу. Да и зарубки эти оставил не человек.

– Не человек? – Глеб сглотнул слюну. – А кто?

– Кому-то из древних богов не понравилось, как ты обошелся с его детьми. Вспомни.

Напрягать память Глебу не понадобилось, воспоминание всплыло само собой.

– Я хотел срубить березу, – тихо сказал он. – А мой проводник Бахтияр заорал, что этого делать нельзя и что богиня Сорни-Най обидится на меня. – Глеб взглянул на цыганку и брови его дрогнули. – Я здесь из-за этого, да?

Цыганка не ответила. Она взяла правую ладонь Глеба и притянула ее к своим черным жарким глазам. Около минуты она разглядывала линии на его ладони, потом вновь разомкнула темные губы и сказала:

– Ты здесь не зря. Боги чего-то от тебя хотят.

– Ты считаешь, что у того, кто меня сюда перенес, есть на меня планы?

Цыганка перевела взгляд на лицо Глеба.

– Боги выбрали тебя, и это не случайно. Ты должен пройти путь, который тебе уготован. Иначе… – Она оставила фразу незаконченной.

Глеб выждал немного и, поскольку продолжения не последовало, уточнил:

– Иначе я погибну, да?

Цыганка прищурила черные, бездонные глаза.

– Богам неведомо милосердие, – сказала она. – Если они увидят, что взвалили на твои плечи непосильную ношу, они могут освободить тебя от этого бремени. Но если это случится, ты будешь самым несчастным человеком на Земле.

– Все, что я хочу, это вернуться домой, – сказал Глеб. – Ты можешь мне помочь?

Цыганка, не отвечая, провела узкой смуглой ладонью по предплечью Глеба. Один из шрамов зашипел и сгладился. Глеб уставился на сгладившийся рубец с изумлением.

Вдруг ведьма оттолкнула от себя руку Глеба и зашипела, как разъяренная кошка.

– Ты что? – удивленно спросил Глеб.

Цыганка повернулась к Громолу и резко проговорила:

– Охотник, ты не должен был приводить его сюда!

Громол сдвинул брови и глухо ответил:

– Слова твои темны. Я привел сюда своего друга, чтобы ты открыла ему его судьбу.

– И теперь я знаю свою, – с угрюмой горечью проговорила цыганка.

Некоторое время она молчала, затем вновь взглянула на Глеба и сказала:

– Тебе уготованы десять испытаний, чужеземец. Через первое испытание ты уже прошел, когда принес княжне пробуди-траву. Осталось еще девять. С каждым разом испытания будут все страшнее.

– Десять испытаний? – Глеб недовольно прищурился. – Кому понадобилось меня испытывать? И каким станет последнее испытание? И что будет, когда я пройду через все эти испытания?

Теперь цыганка не смотрела ему в глаза, словно боялась увидеть в них нечто такое, отчего навеки потеряет покой.

– Людям неведомы замыслы богов, – тихо проговорила она. – Не знаю, чего больше будет в твоих поступках – добра или зла, но деяния твои многое изменят в нашем мире.

Глеб досадливо поморщился.

– Я просто хочу вернуться домой, – сказал он. – И я готов многое за это отдать.

Ведьма усмехнулась:

– У тебя будет такая возможность.

Слова ее прозвучали так зловеще, что по спине Глеба пробежала холодная волна.

– Ты получил то, за чем пришел, – продолжила ведьма еще более мрачным и жутким голосом. – Теперь пора платить.

Она взглянула на Глеба в упор своими черными и страшными, как бездонная пропасть, глазами. В голове у Глеба ухнул колокол, глаза стремительно заволокло желтой пеленой, и Глеб с ужасом понял, что теряет сознание.

Властный и твердый голос Громола вывел его из небытия.

– Оставь его в покое, ведьма! – сказал охотник и шагнул к цыганке.

Из приоткрытого рта ведьмы вырвалось рассерженное кошачье шипенье.

– Тогда ты сам заплатишь за него! – гаркнула она.

Громол взял Глеба за плечи, развернул его и легонько подтолкнул к двери.

– Ступай, чужеземец, – сказал он.

– Но я…

– Ступай! – повторил Громол, повысив голос. – Я разберусь.

И Глеб подчинился. Он быстро подошел к двери, распахнул ее и вышел в сени.

Дверь захлопнулась за его спиной, а в следующее мгновение в горнице кто-то застонал. Это был стон ужаса и невыносимой боли. Орлов помедлил у двери, не зная, что ему делать дальше.