Далин Андреевич - Слуги Зла

Зато мышиный зал ужаснул меня; незримые в кромешной тьме существа, с писком носящиеся в воздухе, так что потоки гонимого крыльями ветра касались моего лица и волос, вызывали инстинктивное отвращение. Разрядил обстановку тот же Задира, уморительно подсвистывающий и попискивающий по-мышиному: нетопыри, обманутые издаваемыми им звуками, подлетали близко, едва не даваясь в руки, и вызывали умиленные охи Шпильки – так женщины умиляются бабочкам и цыплятам.

Уже в галерее, ведущей прочь от мышиного логова, при зажженном свете, Задира, толкнув меня локтем и лукаво глядя, спросил:

– Эльф, хочешь, мыша покажу?

– Где, где? Дай мне, – подсунулась Шпилька.

Я подошел, и Задира вынул из-под куртки маленькую подземную мышку. Размах ее крыльев был не больше голубиного; я увидел вблизи уморительную и злющую мордочку с черными выпученными глазами, вдавленным носом и крохотной, но опасной пастью, усеянной мелкими иглами зубов. Непропорционально громадные уши нетопыря с жестким веером длинных волосков до смешного напомнили мне орочьи уши, о чем я и сообщил моим польщенным товарищам.

Мышка не вырывалась и не пыталась пустить в ход зубы, будто руки Задиры не казались ей опасными. Шпилька, тоненько, скрипуче пискнув, погладила мышку пальцем по лбу – и та лишь внимательно на нее посмотрела. Задира разжал руки – мышь взмахнула освободившимися крыльями и зигзагами понеслась к черному провалу, ведущему в ее родное жилище.

– Летучих мышей есть нехорошо, – сказал Репейник. – Они – наши товарищи.

По его тону легко понималось, насколько тяжело ему не думать о возможной пище – и я угостил проводника полоской вяленого мяса.

– Оставь себе, ты к таким переходам непривычный, – попробовал возразить Репейник, но Паук ухмыльнулся и сказал:

– Ты не спорь. Если что, мы Эльфа дотащим.

Пока Репейник грыз мясо, Шпилька мечтательно говорила о том, как здорово будет поохотиться, когда они выйдут на поверхность… Впрочем, кое-какая добыча попалась нам гораздо раньше, когда обходили горное озеро.

Здесь, глубоко внизу, вода оказалась дико холодной и прозрачной, как газ, а в воде жили, непонятно чем питаясь, слепые рыбы-страшилища. Вероятно, они пожирали друг друга: попадались твари длиной почти с ладонь, с белесыми вмятинами на месте глаз, с какими-то крючковатыми колючками, торчащими на месте плавников, и пастью, усеянной зубами. Когда мы ловили их, одна впилась в мой палец. Отцепить ее оказалось весьма непросто, а палец после изрядно ныл, так что Репейник заставил меня натереть ранки снадобьем Мухи.

Задира, наблюдая, очень веселился.

– Паук, ты за Эльфом получше присматривай, – съязвил он, когда мы с Пауком общими усилиями отковыряли рыбу от меня. – А то его летучая мышь унесет, или рыба съест. Или червяк проглотит.

– Червяк маленький, – возразила Шпилька, не столько из сочувствия ко мне, сколько из желания позлить Задиру. – А Эльф сравнительно большой.

– Хе, а червяк раздуется и его слопает, потому что добыча легкая, – Задира показал на меня пальцем, а я дал ему пинка. – Ого, Эльф! Со страшной рыбой справиться не можешь, только и знаешь, что лупить беззащитных боевых товарищей!

– Паук, – сказал я, – а давай ловить рыбу на Задиру? Как ты думаешь, крупная клюнет?

– Вряд ли, – отозвался Паук, почесав за ухом. – Никакое крупное существо на Мелкого клюнуть не может.

– Я не Мелкий! – возмутился Задира, и я погладил его между ушей:

– Конечно, нет, дружок. Ты уже большой, только старшим не мешай…

В процессе потасовки мы с ним не свалились в озеро только потому, что Паук ухватил меня за руку, а Задиру за шиворот:

– Ну не дураки ли? Тут костер лучше не разводить, надо выйти из этого зала, а как вы пойдете, мокрые? Эта вода холоднее самого мороза…

– Зато Эльф оттаял, – заметила Шпилька. – Он с самого каменного леса ходил, как в воду опущенный…

Репейник, который наблюдал, не вмешиваясь, ухмыляясь, сказал:

– Хорошая у вас команда, ребята. Жаль, что мне меч держать нечем, я бы с вами пошел.

Задира толкнул его локтем, показывая, что, по крайней мере, под землей, Репейник вполне в нашей команде, а Паук хлопнул по спине. Репейник смущенно ухмыльнувшись, принялся с избыточным вниманием поправлять ремень торбы на плече…

Когда мне показали Зал с Зеркалами, поразительное место, где взаправдашние зеркала из черной, глянцевой, блестящей породы, тоже, по мнению аршей, созданные самой природой, то там, то тут красовались среди скал, обрамленные занавесами натеков – это только восхитило. Но когда я увидел Горящую Шкатулку…

В свете нашего фонаря королевское великолепие пещеры полыхнуло ярче тлеющих углей. Кристаллы потрясающей красоты, алые, пурпурные, вишневые, кроваво-красные, выступали из гладкого массива стен фантастическими гроздьями. Вероятно, это были рубины, но рубинов такой прелести и таких чудесных цветов мне никогда прежде не встречалось. Камни размером с вишню казались мелкими; посреди зала возвышался пламенеющий рубиновый обелиск высотой в человеческий рост, такой чистой воды, что сквозь него можно было разглядывать стежки на рукаве. Все стены зала забрызгали сияющие кровавые капли. С потолка свешивались сталактиты, рдеющие, как зоревое небо, и в них отражались огни наших свечей…

Мне тяжело себе представить, как повели бы себя люди или гномы, узрев эту сокровищницу, рубиновую россыпь внутри горы. Человеку так трудно смотреть на драгоценные камни без желания ими владеть, что… боюсь, пещерное чудо просуществовало бы недолго, унеся за собой в небытие изрядное количество человеческих жизней. А мои друзья стояли посреди роскоши, стоящей моря крови, почестей и золота, рассматривая игру огней в бесчисленных гранях – и ничего, кроме задумчивого удовольствия и рубиновых бликов, на их физиономиях не отражалось.

– Тут здорово, да? – гордо спросил Репейник. – Это, знаете, почти что самое красивое место в Черных Провалах. Есть еще озеро с водопадом, но это гораздо дальше на север, и есть еще зал, где фиолетовые такие же, но восточнее, милях в сорока. Но и тут здорово, да?

– Очень, – сказала Шпилька и восхищенно вздохнула. – Вот так смотрела бы и смотрела. Спасибочки, – и лизнула Репейника в ухо.

– Как огонь, – сказал Задира. – Название точное.

– Угу, – задумчиво отозвался Паук. – Я только в одном месте видел столько сразу и таких ярких. В Гранатовой Норе, в Холодных Пещерах. Только туда гораздо труднее попасть – коридор узкий, протискиваться приходится, да еще не каждый и протиснется…

– Ребята, – сказал я, – а вам не хотелось сделать что-нибудь, чтобы стало еще красивее?

– Так сделали, – ухмыльнулся Репейник. – Сюда наши приходят иногда. Отполировать, подчистить… от копоти оттереть. В Шкатулку с факелами не ходят, конечно, но от всего копоть… Пещеры – штука нежная.