Золотая свирель

- Ты это видел?

- Угу. Я ж по следу шел, как собака. Врал тоже, конечно, чтоб люди со мой разговоры разговаривали. Сестренка, говорю, у меня пропала. А мне говорят - дракон твою сестренку унес. Мужики местные к лорду своему побежали, сами-то побоялись по лесам ходить. И то понятно, дракон ведь, не волк, не медведь даже.

- А ты ходил в лес?

- Ходил, еще бы. Я ж знал, что у него просветления бывают. Вспомнил, опять же, как он вокруг лагеря крутился. Ну когда мы с тобой за принцессой подглядывали.

- Ага.

- Вот. Я и остался на ночь в лесу. Костерок развел, хлеб с салом жарю, сам к дереву прислонился, сижу себе, звезды считаю. - Кукушонок вздохнул. - Вот тогда-то он ко мне и вышел. Представляешь?

- Обалдеть.

- Ну так. Я, хоть и ждал такого, все равно сперва струхнул крепко. Чуть штаны не намочил. Потом ничего, отдышался. Привет, говорю, Малыш. Иди, говорю, сюда.

- И он подошел? - подал голос Пепел.

- Подошел. Подошел, лег у огня. И смотрит. Ох, и красииивый! Страсть! Как такую красоту - да под мечи? Я ему ужин свой отдал. А он палочку переломил и половину мне вернул. Во как. Я с ним говорить начал. А он кивает. И волосы у него звенят. Так всю ночь просидели.

Я во все глаза смотрела на Ратера. Ну откуда, скажите мне, в простом мальчишке такое... такая... такая душа? Я уж не говорю о бесстрашии, о чувстве долга, и обо всем остальном. Пепел прав - воистину, рыцарь.

- Он на песке какие-то знаки чертил, - продолжал Кукушонок. - Да я ж не разумею грамоте-то. Что делать? На пальцах объяснялись. Я говорю, буду тебе хавку покупать, Малыш, а ты к людям больше не ходи. Деньжат мне батька отсыпал, я взял, такое дело. Утречком мы к Маверу пошли, из глуши-то, а тут охота как раз. И, слышь, такая штука, Малыш меня за руку взял, а сам палец к губам прижал: тссс! Охота мимо прошла, в двух шагах! Не увидели нас, а мы за елками стояли, на виду почти...

- Это называется "слепое пятно". - Я улыбнулась. - Ну, слава Небу, Малыш владеет этой хитростью.

- Я же сказал - не найдут, - ввернул свое Пепел.

Мы уже миновали ворота. Кукушонок вел нас по берегу речки, к болотистой пойме, заросшей камышом. На той стороне поймы темнел лес. Дорога ушла вдоль холма, мы топали по целине, забирая вправо, чтобы спуститься не в болото, а у песчаного обрывчика. Низкое солнце светило в спину, длинные тени бежали впереди нас.

- Глядите, - Пепел остановился, дернув шест с корзиной. - Всадники. Вон там!

Точно. От края леса по невидимой тропке ехали всадники. Двое. Трое. Еще один... еще... последними - двое пеших. У того, кто ехал вторым, под черным плащом светился белый налатник. У них были копья, у них были мечи.

- Это они, - выдохнула я. - Перрогварды.

- Один перрогвард, - уточнил Пепел. - Остальные - люди лорда Мавера. Возвращаются...

Кукушонок молча снял шест с плеча. Пепел вытащил палку из веревочной петли и взял ее в обе руки.

Но ведь они просто едут. Люди лорда Мавера и один псоглавый рыцарь.

Просто возвращаются домой.

Он явился ниоткуда. Серебряная молния выметнулась из камышей - прямо на грудь взвившегося свечкой коня. Всадник взлетел распятой куклой, донесся визг, ржание - и низкий, на пределе слышимого, рев, от которого замерзло сердце. Кони вставали на дыбы, темные фигурки разбегались, там и тут замелькали мечи, серебряная молния, вспыхивая веером лезвий, закружилась колесом.

- Малыш! - крикнул Ратер. - Что ж ты делаешь!..

А Пепел вдруг взмахнул палкой - и бросился со всех ног туда, к пляшущим коням, к орущим людям, к мелькающей огненными вспышками карусели. Ратер беспомощно оглянулся на меня - и кинулся следом.

Нет. Их слишком много.

Ратер, Пепел, вы не спасете его. Он безумен, и они его убьют.

Их слишком много.

Певец что-то кричал на бегу, потрясая палкой, Ратер задержался на миг, выдрал по пучку осоки со здоровенными комьями грязи на корнях, и снова засверкал пятками.

Я осталась стоять. В голове было пусто. В груди заболело. Под сердцем родился камень и стремительно начал расти.

Пара испуганных коней мчалась к лесу. Люди в низинке рассыпались, ощетинились оружием. Двое стреляли из луков, держась за спинами мечников, но явно боялись попасть в своих. Мантикор метнулся взад-вперед, выкашивая тростник взмахами хвоста. Взвился на дыбы - из-под передней лапы выросло копье - Аааааррррр! - сотрясся воздух, Малыш переломил древко как былинку. Шарахнулся в сторону реки, потом обратно, прямо на единственного оставшегося верхом. Всадник успел бросить копье - и тут же рухнул вместе с конем под ударом лапы. Эрайн прорвал редкую цепь и огромными скачками понесся к обрыву, наперерез бегущему Пеплу.

Ой, мама, нет!

Пепел, стой!

Я зажмурилась. О, нет, нет...

Ааасссссссс! Шшшшшшссс! Свист стали, еле слышный вскрик. "Сукаааааа!" - орет кто-то далеко-далеко. "Арррррррр!" - грохочет небо.

Земля пошатнулась, воздух вскипел, вспоротый сотней лезвий. В ноздри ударил запах крови, дикий и едкий. Мне казалось, я слышу голос. Не ушами, а всем нутром. Кожей, сердцем, позвоночником. Кто-то звал меня. Кто-то меня звал.

Помогите!

Помогите, повторила я. Кто-нибудь.

Кто-нибудь!

Земля взгорбилась, пошла волнами, словно кто-то встряхнул одеяло. Я замахала руками - как тут устоять, когда саму твердь штормит... Распахнулись бездумно глаза, но не увидели ничего. Мир померк.

Боль оплела корсетом, раздвинула ребра, выпуская на волю колючий камень. Что-то выпорхнуло из меня, распахнуло широкие крылья - и забрало мою душу с собой.

Глава 29

Не забывай меня!

Мир не померк - перевернулся. Черное стало белым, белое - черным, запад налился кромешной тьмой, вымаранное смолой солнце, истекая ядом, подыхало на горизонте, земля подо мной - да, уже глубоко подо мной - засветилась, словно схваченная инеем. И те, что метались внизу, суетились, размахивая оружием, все они были окутаны красноватым ореолом, аурой живого тепла. Кроме одного, длинного, громоздкого, стремительного как горный сель, угольно-черного, в багровых молниевых просверках. Не он влек меня - а дымно-алое свечение плоти, вожделенное, близкое, только руку протяни...

Свист в ушах, гудящий воздух, всполохи мрака, задранная лошадиная морда - оскаленный череп сквозь рыжее марево, чье-то перекошенное лицо, в расширенных глазах - мой крылатый контур. Удар! Лопается под когтями как шкурка переспевшего плода, осколки пурпура, взрыв огненно-алого света, золотые струи, на лицо, на грудь, на руки, жаркое, мучительно-сладостное, до судорог, до крика. Ааааррррррссс! Залитая жаром, сияющим золотом, рассыпая драгоценные капли - взмываю в грифельно-темное небо.

Горло звенит ликующим воплем - мое! Это все мое! Ну не все, ладно, половина - а половина ему, моему черному брату, кстати, почему половина? Он внизу колупается, червяк бескрылый, пусть еще урвет свою половину! Ахаха!