Золотая свирель

Дело в том, что он изо всех сил рвался вперед, хотя, наверное, стоило бы попытаться выползти из ловушки задом... а ведь он скоро поймет, в чем тут загвоздка. Ой-ей, что тогда будет! Я попыталась окликнуть принцессу, но во рту у меня пересохло.

Надо уходить. И уводить ее. Сейчас же. Сейчас же!

Мораг наконец перестала смеяться и сказала мантикору что-то неслышное. А затем шагнула вплотную, снизу вверх выкидывая руку, и в руке у нее блеснул кинжал.

Это ли было ошибкой или то, что она отвлеклась на мой отчаянный визг - не знаю. Эрайн рывком откинул голову, словно норовистая лошадь, я даже на долю мгновения растерялась - подставляет горло?.. Но тут голова его резко клюнула вперед, чудом не впаявшись лбом в каменный край - волосы-лезвия взлетели блистающим полукругом и наотмашь шаркнули Мораг по лицу.

Ее завертело на месте и отшвырнуло прочь.

Она совершила какой-то нелепый пируэт, с воплем зажав лицо ладонями, ничком грянулась на отмель, перевернулась на бок и забилась, как рыба на сковороде.

Глава 19

Гаэт Ветер

Когда я снова начала отдавать себе отчет в происходящем, оказалось, что ноги сами собой несут меня по отмели, а пересохшее горло давится криком:

- Морааааааг!

Скорченная фигура, держась одной рукой за лицо, другой шарила вокруг себя, как будто что-то искала. Изрытый, истоптанный песок пятнали багровые полосы, они все расплывались и расплывались...

- Мораг!

Она шарахнулась от моего голоса, неловко села набок, окровавленная рука цапнула пустые ножны.

- Кто? - хрипло, отрывисто.

Правая ладонь придерживала кровавую кашу на месте лица, меж пальцами тек кисель. Она заговорила - зубы белой костью блеснули в этом болоте... ой, мама!

- Мораг, принцесса... я помогу тебе, слышишь? Надо уходить, Малыш сейчас разнесет ловушку.

- Ничего не вижу... Каррахна, дерьмо, не вижу ничего!

Еще бы. Еще бы ты что-то видела. Я оглянулась на чудовище. Эрайн выл и дергался. Каменная глыба подозрительно покачивалась.

- Позволь, я дотронусь до тебя... - Я коснулась плеча принцессы, липкая рука тотчас сцапала мое запястье. - Пойдем. Пойдем скорее отсюда.

- ...!!! - рявкнула принцесса. Я и слов таких не знала, но все равно поперхнулась.

Она кое-как поднялась, шатаясь, вся мокрая, в песке, в кровище... Я перекинула ее руку себе на плечи; тяжелый от крови рукав мазнул меня по лбу, черт, бок, которым она ко мне повернулась, тоже оказался раненным, но времени нет, надо идти, скорее, скорее, подальше отсюда, подальше от этого чудовища, оно сейчас выскочит, ой-ей, от нас тогда костей не соберешь...

- Сейчас, сейчас... - Зачем-то я поволокла ее через мелкую речку, мимо сверкающего голыми ребрами лошадиного трупа, над которым уже вились слепни, на пологий берег, откуда она прискакала. - Потерпи немножко, сейчас все будет хорошо... Все будет хорошо...

- Заткнись, ...!!!

Я заткнулась.

Сначала по воде, потом на бережок, за деревья - мне хотелось как можно быстрее исчезнуть с эрайновых глаз. Пальцы принцессы стиснули плечо мое так, что оно онемело. Синяки будут. Правой рукой я обняла ее за талию, левой пыталась зажать рану на боку. В рукав текло - горячее, тягучее, словно смола с дерева. Принцесса молчала, только дышала со свистом сквозь зубы и постоянно сплевывала. Опять я вся вымажусь ее кровью... судьба у меня такая, что ли?

Ой, да что я - синяки, вымажусь... Он же ее по лицу шаркнул! По лицу! По глазам!

Нужна вода, промыть, посмотреть, что там уцелело, о небо, в этой каше... Искоса взглянула снизу вверх - каша и есть, месиво, облепленное песком, оклеенное паклей волос, растопыренная принцессина пятерня прикипела накрепко, словно только она и удерживает воедино глаза, брови, нос и скулы, что там еще... приоткрытая щель рта, и язык - розовый, мама, розовый в исчерна-багровой каше язычок то и дело слизывает затекающую в рот кровь. Слизывает и сплевывает. Слизывает и сплевывает.

Сосны сменились ельником, темным, густым. Ельник - это хорошо, сквозь ельник ничего не разглядеть. Если только мантикор не умеет ходить по следу. Тогда он нас найдет, от нас кровищей, наверное, за милю разит. И что на него нашло? Совсем ошалел как проснулся, будто подменили парня... Чудовище. Бешеное, кровожадное чудовище!

Сложности, сказал Амаргин. Ну ни фига себе сложности. Это не сложности. Это катастрофа!

- Где... мы? - выговорила вдруг принцесса.

- Реки не видно. - Я оглянулась: реки действительно не было видно. Да ничего за елками не было видно, ни впереди, ни сзади, ни по бокам. - Если мантикор нас не учует, то и не найдет. Мораг, ты как? Голова кружится?

- ... у меня кружится! - ответила принцесса и выплюнула себе на грудь кровавый сгусток.

Я решила воздержаться от вопросов. Нужна вода, но ее здесь не найти. Надо затворить кровь. Сперва надо затворить кровь, а потом все остальное.

- Стой, Мораг. Сядь-ка. Сядь на землю, слышишь?

- Тьфу! Зачем?

- Я не дотянусь до тебя. Ты теряешь кровь, надо ее остановить.

Она покачнулась, потом медленно, цепляясь за меня, села, прямо там где стояла.

- Хрх... - то ли кашлянула, то ли харкнула. - Кровушку... лизать собралась... вампирка... хрх...

Она узнала меня, по голосу наверное... усмехается!

- Я не вампирка.

- Как же... тьфу! Делай свое дело. Делай, говорю!

Я села на пятки напротив Мораг, а она согнулась, шевеля пальцами в кровавой слякоти, наверное, пыталась наощупь определить, что уцелело, а что нет. Ну, кровь-то я остановлю, не первый, слава небу, раз. Там еще на боку дыра... это во вторую очередь... или в первую?

Сейчас. Сейчас. Надо собраться, сосредоточиться. Амаргин говорит, что любое заклинание в первую очередь заклинает самого заклинателя. Еще он говорит, что не следует пытаться изменить окружающий мир, следует изменить себя, это и проще и действенней...

Пусть меняется что угодно, лишь бы получилось!

Ладно. Как там начинается... с Капова кургана скачет конь буланый... конь буланый.

Буланый конь! Скачет!

По дорогам, по лесам, по пустым местам, по холмам, по болотам, по сухому руслу, по мелкой воде, в веере брызг, в сполохах коротких радуг, скачет буланый конь, мелькают точеные ноги в черных чулках, лакированные копыта дробят гальку, плещет черная грива, масляно сияет светлое золото лощеной шкуры, звенят на упряжи бронзовые подвески, скачет буланый конь, скачет по песку, по мокрому песку, в выцветающих разводах крови, по сухому песку, изрытому, испачканному, перепаханному...

Скачет конь буланый.

На коне девица...

Какая, к дьяволу, девица! Хлопает широкий парус плаща; с одной стороны - красная земля, с другой - черная ночь, тусклый блеск металла под простым нарамником, длинный меч у бедра, крыло волос цвета темной меди, птичий профиль, маленький шрам у края рта, а в прищуре длинных век, за лесом рыжих ресниц - яблочная, жесткая до оскомины, рассветная зелень.