Варвара Клюева - Магия обреченных

– Я спрятала Дону, владыка, – неожиданно заговорила Фатинья, чудовищно нарушив правила этикета. – Ты, конечно, найдешь ее, если задашься такой целью, но это будет нескоро и непросто. А главное – бесполезно. Она ничего не знает.

Кармал пристально вгляделся в лицо ведьмы и понял, что она говорит правду. Злость, охватившая его, была так сильна, что он чуть не отдал приказ отыскать девочку просто чтобы насолить ее матери. К счастью, ему помешал Удмук, который пришел доложить, что гвардейцы привели целительницу Лану.

– Одну?! – вскричал Владыка, и от этого крика душа слуги окончательно ушла в пятки. – Вот как. Понятно. Давай ее сюда! Быстро!

Два дюжих молодца в гвардейской форме буквально втащили в комнату маленькую седую старушку. Кармал, вскочивший с намерением вытряхнуть из старой ведьмы душу, мгновенно остыл, увидев ее заплаканные добрые глаза, которые смотрели на него с сочувствием.

– Отведите вестницу Фатинью в одну из опочивален для гостей и проследите, чтобы она удобно устроилась, – приказал владыка гвардейцам. – Валент, мы не настаиваем больше, чтобы ты оставался здесь. Когда свяжешься с лордом Региусом, поставь нас в известность. Присядь сюда, на эти подушки, госпожа Лана. Вот так, хорошо… – Усадив целительницу, Кармал дождался ухода остальных, понимая, что разговорить старушку будет проще наедине. – Мы знаем, что ты привязана к Алмели и не захочешь обмануть ее доверие, но смиренно просим тебя: скажи, куда она увезла Хайну? И почему? Мы всемерно заботились и об Алмели, и о девочке, никогда их не обижали. Мы не понимаем, чем, каким проступком вынудили их к бегству.

Старушка покачала головой.

– Ты ни в чем не провинился перед Алмелью, мой господин. Но и она перед тобой тоже. Поверь, она не могла поступить иначе. Прислушайся к своему сердцу, и ты поймешь, что Алмель никогда бы не нанесла тебе обиду своим тайным бегством, если бы у нее был выбор. А сказать тебе, куда она увезла мою девочку, я не могу. Алмель боялась, что мои мысли открыты придворному магу, и не посвятила меня в свою тайну.

Если бы Кармал не был так зол, он бы догадался, что это подсказка. Но утешительные слова Ланы произвели на него действие, прямо противоположное тому, на которое рассчитывала целительница. Поняв, что не добьется своего, владыка потерял голову от гнева. Он готов был задушить старушку собственными руками и, кто знает, возможно, поддался бы порыву, если бы в щели дверной портьеры не показалась виноватая физиономия Удмука.

– Епачин твоей личной гвардии, повелитель. Попросить его подождать?

– Ни в коем случае! – Кармал вскочил. – Впусти немедля.

Урлих ворвался в покои Владыки с видом полководца, победоносно завершившего войну.

– Мы напали на след, повелитель! Фургон выехал из города на рассвете через Северные ворота. Мои люди отправили во дворец гонца, а сами пустились в погоню.

– Поднимай особый отряд, Урлих! – приказал Кармал. – Распорядись, чтобы мне оседлали Нугаса. Мы едем следом.

– Не делай этого, повелитель! – взмолилась Лана. – Ты погубишь моих девочек и себя заодно!

Но Кармала уже не было в комнате.

Только однажды за свою жизнь Хайна чувствовала себя такой несчастной и испуганной. В тот день, когда Аина сказала ей, что скоро умрет.

– У меня высотная болезнь. Я много солнц сражалась с ней, но в конце концов она победила.

– Высотная болезнь? – переспросила маленькая Хайна, еще не осознав размера катастрофы, но уже холодея нутром.

– Да. Не все люди могут жить в горах. Тут другой воздух, у некоторых от него портится кровь.

– Но ты же сгорнийка!

– Сгорнам тоже знаком этот недуг. Просто те, кто ему подвержен, умирают очень рано. Мне повезло, что я родилась на Плоскогорье.

– А если ты вернешься на Плоскогорье, то исцелишься? – с надеждой спросила Хайна.

Аина покачала головой.

– Если бы я вернулась, прожив в горах два-три солнца, то, наверное, исцелилась бы. А теперь слишком поздно. Благодаря целебным травкам, я и так прожила гораздо дольше, чем могла надеяться. Не плачь, малышка. Умирать не страшно, поверь мне.

Но Хайна ничего не могла с собой поделать. Ее тело сотрясалось от сдерживаемых рыданий, слезы душили и жгли изнутри. Вконец измученная, она дала им волю и заплакала навзрыд. Она плакала и плакала, плакала до икоты, до судорог, до полного изнеможения.

Теперь ей тоже хотелось плакать, но слезы не шли. Хотя в каком-то смысле ей было хуже, чем тогда. Признание Аины разрушило мирок Хайны, девочке было больно и страшно, но она хотя бы понимала, что происходит. Теперь ее мир снова рушился, а она не понимала ничего.

Ночью ее разбудила Лана. Хайна слышала голос бабушки, зовущий ее по имени, чувствовала, что ее гладят по плечу, но никак не могла вырваться из плена сновидений. А потом ей на лицо начали падать крупные теплые капли, девочка открыла глаза и в ужасе подскочила, поняв, что Лана плачет.

– Что с тобой, ба?! Ты заболела?

Но бабушка только зажмурилась и покачала головой, продолжая беззвучно плакать. Ответила Хайне Алмель, которую девочка не сразу разглядела в полутьме из-за ее черного одеяния.

– Лана горюет, потому что я должна тебя увезти.

– Куда? Зачем?

– Тебе опасно оставаться здесь. Не спрашивай почему. Я объясню все позже. Сейчас нужно спешить.

Потом были торопливые сборы, прощание с Ланой, которая плакала уже в голос, причитая, что не доживет до свидания с внучкой, и призывала на Хайну милость Хозяйки судеб. Потом они крались к повозке, которую Алмель оставила в конце улицы, пугающе беззвучно катили по городу, окутанному глубокой предрассветной тьмой, ждали в укромном закоулке, когда откроются городские ворота. Хайна лежала в фургоне, свернувшись в комочек, и боялась лишний раз шевельнуться. Алмель ничего больше не сказала, но ее движения, выражение лица выдавали внутреннее напряжение, и Хайна понимала: если они не выберутся из города незамеченными, если привлекут к себе хоть чье-нибудь внимание, – быть беде.

Но и после того как фургон выехал за ворота, легче не стало. Алмель погнала лошадей так, словно за ними гналась сама смерть. О том, чтобы вылезти из фургона, пересесть на козлы и спросить, что происходит, нечего было и думать. Хайна забилась в уголок и тоненько заскулила. Собственное тело казалось ей клеткой, по которой мечется несчастный, насмерть перепуганный зверек.

Потом ее укачало, и она уснула. Уснула, несмотря ни на что, крепко и проспала долго. Солнце уже подползало к Западным Горам, когда Хайна высунула голову, отодвинув фартук фургона. Дорога была пустынна, густо растущий по обеим сторонам дикий кустарник укрывал путников от любопытных взглядов фермеров или пастухов, случись им оказаться поблизости. Хайна решила, что теперь самое время перебраться на козлы и получить объяснения.