Ирина Баздырева - Увидеть Мензоберранзан и умереть

— И быть может сейчас ничего не подозревающие Даймон и Сайкс кротко и доверчиво следуют за темным эльфом в дебри, куда он их ведет, что бы принести в жертву своему покровителю, демону зла, демону Подземья. Он принесет их в жертву! — снова возопил он. — И сам пожрет их останки и души их никогда не познают блаженства вечного спасения и благодати!

Раздался истеричный женский крик и тут же со всех сторон раздались выкрики:

— Повесить ведьму! Растерзать ее! Бежим в лес пока не поздно! Спасем Сайкса и Даймона!

— Поздно! Уже слишком поздно!

Сверху, из-за листвы упала перекинутая через сук веревка и повисла, покачиваясь петлей на конце. Ника не могла не восхититься тем, как ловко — одним махом расправился отец Ансельм со своими противниками. К ней с двух сторон подступили два дюжих молодца в ожидание поглядывая на священника. Что она могла тут поделать? Вглядываясь в него, она понимала, что люди оказались во власти больного воображения своего пастыря.

— На мне нет крови, — тихо произнесла Ника, просто разведя руки в стороны, безропотно отдавая себя на суд толпе. — Вы же видите! Я невиновна!

Казалось, ее доверчивость подкупила и немного поколебало намерение сельчан и отец Ансельм тотчас почувствовал это.

— Если эта женщина невинна, как сама об этом говорит, то Вседержитель подаст нам знак! — провозгласил он, прижимая стиснутые руки к груди. — Но может ты хочешь, тогда, признаться нам, что эльф заставил тебя подчиниться ему и заставлял делать ужасные вещи? Это он подучил тебя зарезать Мэрион? Ведь ему нужна невинная кровь для своих злодейских обрядов? Можешь не бояться и сказать нам все и мы признаем тебя не виновной, ведь не всякий имеет силы сопротивляться посланцу Бездны. Тебе ничего не будет. Не бойся. Только кивни. Дроу научил тебя убить Мэрион? — вкрадчиво вопрошал он.

— Ни я, ни Дорган не убивали Мэрион! — произнесла Ника, настолько громко, насколько могла сделать это вмиг пересохшим ртом и покачала головой.

— Отодвиньте носилки и пусть мерзкую убийцу поставят под виселицу — приказал священник.

— Вы губите невиновную. Кровь не отомщенной Мэрион и моя, вечным проклятием ляжет на Старые дубы. Не торопитесь с поспешным приговором. Дождитесь Сайкса и Даймона — просила Ника, оглядывая обступивших ее людей. — Они живы! Им ничего не грозит! Вспомните, ведь дроу помогал вам! Зачем ему убивать Мэрион, если он ее вылечил когда-то!

— Отодвиньте носилки, — раздраженно торопил священник, не слушая раздававшиеся голоса сомневающихся и недовольных той поспешностью, с которой творился этот самосуд.

Двое молодцов, что стоя возле Ники дожидались знака отца Ансельма, подошли к носилкам и подняли их так неловко, что они, сделанные на скорую руку, развалились и тело Мэрион ко всеобщему ужасу, вывалившись, упало на землю лицом в пыль, раскинув руки так, что они касались подола сутаны, стоящего в оцепенении священника. И опять на площадь пала тяжелая тишина. И тогда Ника, повинуясь какому-то наитию, неясному ей самой порыву, подняв на священника глаза спросила его, потрясенного, бледного как смерть:

— Зачем? Зачем ты это сделал?

Ее тихие слова, словно гром среди ясного неба, разорвали гнетущую тишину. Их слышали все и каждый.

— Она… она отвергла меня… ради этого… грубого животного Сайкса, — заикаясь, скривив рот, пожаловался священник — Меня! Она всего лишь жалела меня, но не любила… Я не виноват! Я не виноват, что на мне ряса! — он рванул на себе грубое коричневое сукно, на котором все увидели еще влажные темные пятна крови, до того укрытые складками рясы.

— И все же она доставила мне чувственное наслаждение, которое я испытал слыша ее стоны и мольбы, когда вонзал стилет в ее желанное, податливое тело и… — забывшись, бормотал, уйдя в будоражащие его воспоминания, отец Ансельм, видимо переживая их вновь.

Договорить ему не дали. Толпа с ревом накинулась на него, на человека, который, возможно, уже давно был безумен и запутался в себе.

— Салли! Где она? Помогите мне найти Салли! — взывала Ника, пробираясь сквозь обезумевшую толпу, но ее ни кто не слышал.

Сельчане жаждали возмездия. В стороне от расправы оставались двое мужчин, один из которых удерживал истерично визжащую, рвущуюся из его рук женщину. Лица обоих выражали горечь и негодование. Услышав Нику, они тут же последовали за ней к храму, который обыскали, усадив женщину в углу у резного алтаря. А она, едва ее увели с площади, успокоилась и теперь с вялым равнодушием следила за обшаривавшими небольшое помещение храма, мужчинами. Никого не найдя в нем, Ника помчалась, не дожидаясь их, к дому Сайкса. За ее спиной резко оборвался вопль отца Ансельма.

Ника нашла смертельно перепуганную Салли в погребе дома Мэрион, где она беспомощно сидела на холодном земляном полу, прижимая скомканный головной платок к кровоточащей ране на голове. С ужасом отшатнулась она от спустившейся к ней Нике но, узнав ее, заплакала. Спустившиеся следом мужчины, подхватили ее под руки, выводя во двор на солнечное тепло и свежий воздух. С помощью Ники, Салли добралась до своего дома, и только убедившись, что с сыном все в порядке и что он, мирно лежа в колыбели, играет погремушкой из бычьего пузыря и гороха, дала заняться собой. Аккуратно состригая волосы вокруг раны на ее голове, и промывая ее, Ника слушала отрывистый рассказ женщины. В дом то и дело заходили односельчане тревожась о Салли и спрашивая: не вернулся ли Даймон. Они добавляли свое к рассказу Салли и постепенно для Ники все сложилось в боле менее ясную картину той трагедии, что разыгралась в Старых Дубах и в которой сегодняшний день поставил, наконец, точку.

Будучи требовательным, к другим, отец Ансельм, однако, не смог побороть своих тайных чувств к хорошенькой Мэрион и даже после того, как она мягко, но непреклонно отвергла его притязания на тайную постыдную связь, продолжал преследовать ее. Скорее всего, оттого, что он жутко пугал бедняжку своей резкой мрачной манерой выражения своих чувств и лицемерием, открывшейся ей, и быть может для того, что бы спастись от его настойчивых требований и запугивания, Мэрион поспешила выйти замуж за Сайкса. Никто не знает, была ли у нее хоть кроха той безоглядной, трепетной любви к охотнику, какую он испытывал к своей молоденькой жене, но его обожание, кроткое терпение и снисходительность сделали свое дело — Мэрион расцвела, стала увереннее и никогда не пожалела о своем выборе. А преступная страсть священника переросла в жгучую ненависть и наваждение. Он винил Сайкса в том, что тот отобрал у него Мэрион, разлучил его с ней и не упускал повода, чтобы оговорить его. Добродушный Сайкс отмалчивался и посмеивался над неистовыми вымыслами аскета. Да и деревня не принимала всерьез священника, догадываясь о скрытой подоплеке его поведения. К тому же сельчане хорошо знавшие друг друга, знали и Сайкса, чтобы всерьез придавать значение оговорам, недавно появившегося у них отца Ансельма. Однажды священник зарвался и начал в открытую поносить Сайкса в своей проповеди, желая настроить против него соседей и именно тогда, когда сам Сайкс был на охоте. Мэрион убежала из храма в слезах. Тогда старейшины деревни поговорили с ним и священник понял, что приход стоит на стороне охотника. Отец Ансельм присмирел, но не успокоился. Он терпеливо выждал, зорко следя за жизнью своей паствы, что отринула его и не пошла у него на поводу. И вскоре ему представился прекрасный случай свести со всеми счеты.