Тимур Рымжанов - Пророчество льда

При такой быстрой ходьбе курить не стал, хоть организм и требовал очередную дозу никотина. Больше всего хотелось попасть поскорее домой непромокшим и наблюдать грозу уже в окно. Мне всегда нравилось подобное зрелище. На улице бушует стихия, а ты сидишь в своей уютной квартире грея руки на кружке с ароматным чаем, чуть кисловатым от ломтика лимона.

Дождь усиливался. Если еще минуту назад упавшие капли можно было видеть на сухом асфальте как жирные кляксы, то сейчас они барабанили сильней, прибивая пыль. Мощенная плитами дорожка, даже под плотными сводами раскидистых крон тополей, успела намокнуть и стала опасной. Мои кроссовки несколько раз скользнули, и я чуть не упал. В этот момент я просто запретил себе торопиться. Поддавшись этой животной панике, чуть не свалился. Ведь не боюсь же грозы, и промокну если – не страшно, какого черта! Идиот, куда спешу?! Тонкая струйка дождевой воды скользнула по лицу и защипала кожу. На тротуаре мгновенно образовались лужи, и я шлепал по ним, не утруждаясь обходить. Капли дождя и ветер вымочили мне всю спину и ноги. Спереди я странным образом оставался почти сухим. Но вот уже и мой дом. Знакомый поворот, я не спешу, сворачиваю на узкую дорожку. Но не только пешеходы поддались панике, водителей тоже не миновала эта участь. Взвизгнув на повороте тормозами, во двор въезжала зеленая легковушка. Скорее всего, импортная, не сильно-то я в них разбираюсь, да и какая разница. Машина неслась так, словно сорвалась с цепи. Водитель даже газ не сбросил. Судя по тому, что крыло и дверь были заметно помяты, ездок он был еще тот. Я как раз проходил мимо огромной рытвины в асфальте, успевшей заполниться водой. Слева невысокий забор и два старых тополя. Запрыгнув на бордюр, я прижался к стволу одного из них. Машина окатила меня таким щедрым фонтаном грязной воды, что я даже выругался. При этом она по-прежнему не сбавила ход и унеслась дальше, в глубь дворов.

Вода стекала по стволу прямо мне за ворот, одежда прилипла к телу, джинсы стали тяжелыми и тугими. Настроение резко испортилось. Кислые струи хлестали с неба плотным потоком. Немного посветлело. Это казалось неестественным. Я взглянул на небо. В черных тучах возникла светлая брешь, и в нее ворвался яркий солнечный луч. Пучок света попал прямо на меня. Я даже замер от удивления, зрелище было очень красивым. Стоял, как на темной сцене под лучом прожектора, а вокруг бушевал ураган, хлестал ветер. И все это казалось какой-то бутафорией, декорацией, мрачным сном, плодом воображения больного сюрреалиста в момент выхода из глубокой депрессии.

Ударила молния. Сильно и хлестко. Грохот был таким, что казалось, меня разорвет на мелкие кусочки. В ту секунду в моей голове возникла мысль о контузии, но так и не успела достигнуть логического завершения. Дерево за моей спиной нелепо изогнулось, словно ожившее, и лопнуло, взорвалось изнутри. Глубокие трещины раскололи весь ствол. Я этого не видел, но почувствовал всем телом. В глазах появились темные пятна, дыхание перехватило. Теперь не было никаких сомнений, молния ударила именно в это дерево, а через мокрую древесину угодила в меня. Как нелепо, я даже испугаться не успел. Тело стало бесчувственным, каким-то чужим, словно чугунная чурка. Не было ни боли, ни судорог, просто онемение и полное безразличие ко всему. Потемнело, и туча на небе закрыла солнечный луч. Все вокруг погружалось во мрак и звенящую тишину. Я опустил взгляд и увидел разряд мелких, ярко-голубых искр, пробежавших по моей груди. Затем кто-то задернул шторы, и опустилась тьма. Уютный городской мирок перестал существовать, и я растворился в этой темноте и безмолвии, провалился в звенящую бесконечность.

Наверное, так умирают. Вокруг темно и тихо, никаких ощущений, отсутствовало все – звуки, краски, самого пространства словно бы не было. Мысли текут ровно и стройно, не путаются. Скользят параллельно, плавно. Их можно наблюдать как течение полноводной реки. Но эти мысли не мои. Они вокруг, я словно плыву в реке этих мыслей, не чувствуя ни времени, ни пространства – ничего.

Если это смерть, то какая-то она тихая и, надо же, невообразимо скучная. Если что-то другое, то что?

С некоторым усилием, с каким-то напряжением воли я вспомнил, что не закончил какой-то путь. Я не понимал, что происходит, и не знал, что делать, а самое главное, чем делать. От меня ничего не осталось. Ничего привычного, того, что можно описать или пощупать. Того, чем можно действовать и на что опереться. Я все понимал, но не своим собственным сознанием, а каким-то посторонним, тоже принадлежащим мне, но бесконечно далеким и очень, очень отрешенным. Всюду был только я сам, даже мрак и тишина – это все был я. И весь этот вяло текущий источник мыслей – это тоже я. Бесконечный, размазанный на миллионы лет и пространств, в бесконечности космоса и сиянии звезд. Как же я был огромен и силен. Чувство величайшей радости охватило меня. Ни с чем несравнимое ликование и восторг заполнили меня – вселенную, и меня – маленький атом в этой необъятной бесконечности.

Все вернулось мгновенно. Тяжелые канаты мышц, стержни костей, тугая оболочка кожи. Тесная и промокшая одежда. Боль, распускающаяся во мне огненным колючим репейником, заполняющая собой все существо, всего меня, мой маленький космос. Больше было обиды, чем боли. Обиды за то, что тебя оторвали, как ломоть, от чего-то огромного и сильного, уютного и знакомого. От того, что, наверное, является самым важным в жизни, тебя – большого, настоящего. Тебе показали заманчивый мир, показали, как он прекрасен и велик, но после этого снова бросили в самый низ, к началу пути, в грязь и тесноту душных пространств. Это было сродни изощренной пытке, терпеть которую не было никаких сил.

Я лежал в грязи, лицом вниз, и, похоже, больше стонал от обиды и горечи, чем от боли. Как давно я здесь? Не знаю. Но тело болело невыносимо. Конечности затекли, мышцы сводило судорогой. С трудом приоткрыл правый глаз. Все мутное, как сквозь матовое стекло, серое. Опускались сумерки. Уже гудели трансформаторы и лампы уличных фонарей. Дождь шел, но уже не так сильно. Громовые раскаты слышались где-то очень далеко.

Встать удалось только со второй или третьей попытки. Ноги не слушались, а верхняя часть тела вообще казалась отлитой из чугуна. Шатаясь из стороны в сторону, я прошел вдоль двора к своему подъезду. Нет, все-таки не сумерки, просто так потемнело от грозовых туч, что фонари включились автоматически. По онемевшему телу ползло невыносимое ощущение зуда и жжения. Дольше минуты возился с кодовым замком, потому что нужную комбинацию забыл основательно, а пальцы не слушались. В этом году код в этом чертовом замке меняли раз пять, не меньше. А моя память на цифры всегда подводила. И еще неизвестно, сколько бы мне пришлось возиться, если б не сосед, выходящий на прогулку со своим терьером. Сосед взглянул в мою сторону и не узнал в полумраке.