Алексей Молокин - Злое железо

Просыпаться было тяжко. Сон уходил из меня нехотя, словно гнилая вода из осушаемого болота. Медленно, оставляя волокнистую тину, вязкий ил и липкую слизь, толстым слоем покрывавшие твердое дно, на котором я и находилось. Но когда первые молекулы меня наконец проснулись и осознали пробуждение, дело пошло быстрее. Тоска по предназначению, заложенная во мне давними хозяевами-людьми, и скопившаяся за время сна злость со скрежетом вырывали из небытия все новые и новые частицы меня – неупокоенного, а теперь восставшего из ржавчины злого железа.

Сначала, как и подобает воинам, проснулись древние мечи, римские гладиусы и рыцарские палаши, скифские акинаки и казацкие шашки, наконечники копий и стрел, боевые топоры викингов, разбойничьи кистени, моргенштерны и чеканы, уже освобожденные человеками из земли. В запасниках и экспозициях музеев, на стенах коллекционеров оружия и просто любителей старины, в столичных помпезных дворцах, старых и новоделах, в изгрызенных кариесом веком старинных замках. Потом медленно и вяло стало пробуждаться железо, разбросанное по земной поверхности или лишь присыпанное слоем земли, – осколки снарядов и гранат, старые трехгранные штыки и более современные штык-ножи, полицейские «селедки» и георгиевские клинки белой гвардии, спавшие вперемешку с такими же клинками красных конников. Просыпались затянутые живой древесной плотью кусочки шрапнели и осколки противопехотных мин, древние метательные ножи и наконечники арбалетных болтов. Просыпались под тонким слоем почвы и в схронах черных следопытов полусгнившие автоматы, пистолеты и пулеметы, просыпались и шевелили отваливающимися, как челюсти покойника, затворами, требуя патронов, напрягали изъязвленные временем до дыр стволы, но это был не их день, не их праздник.

Последними стали просыпаться частицы меня, прошедшие через огненное чистилище переплавки, но сохранившие остатки ярости. Они просыпались нехотя, но другие части меня звали их, напоминая об изначальном предназначении, и они в конце концов услышали и очнулись.

И теперь, проснувшись и вспомнив, я ждало только человеческого приказа, злой человеческой воли, которая швырнет меня в бой, где я смогу наконец выполнить свое предназначение до конца, убить всех, утолив вложенную в меня ярость, чтобы потом уснуть уже навсегда.

Я восстало от сна.

Я готово.

Что же вы медлите, люди?

Известный на всю столицу коллекционер старинного оружия, по совместительству смотрящий за демократической прессой Михаил Семенович Гомб, носивший во времена своей бурной молодости заслуженное погоняло Мишка-Мессер, с наслаждением и нескрываемой гордостью показывал высокому зарубежному гостю свою коллекцию холодного и не очень оружия. Показывать было что! История каждого экземпляра была сама по себе уникальной, подтвержденной трудами известных историков, запечатленной в соответствующих бумагах, подлинники которых тоже хранились в коллекции. Но и история поисков этих экземпляров тоже была ничего себе, честное слово, за парочку глав этой истории иной сочинитель детективных романов продал бы Михаилу Семеновичу свою бессмертную душу, а остальную требуху отдал бы просто так, в придачу. Если бы, конечно, хозяин согласился. Но это навряд ли, Мишка-Мессер давно уже не занимался скупкой душ, тем более сомнительного качества.

Короче говоря, за долгие и бурные годы собирательства, Михаил Семенович создал воистину достойную, можно сказать, уникальную коллекцию, в которой, как всегда это бывает, чего-то да не хватало. В данном случае недоставало трех из семнадцати знаменитых именных булатных мечей, кованных прямым лучом и изготовленных в Европе еще в раннем средневековье, когда железо было большой редкостью и сделанное из него оружие получало имя собственное.