Феликс Разумовский - Аленький цветочек

– При желании? – Кудеяр не повысил голоса и вроде бы даже не переменился в лице, но смотреть на него сразу стало страшно. – Значит… захотел кто-то?

– Значит, захотел, – вздохнул Лев Поликарпович. – Только как теперь выяснишь…

Оба вспомнили насквозь прогоревшую башню старого «Гипертеха», которую вот уж скоро два года беспрепятственно поливал дождь, засыпал снег и… по широкой дуге облетали вороны. «Что там теперь можно найти», – грустно подумал профессор. А Скудин вдруг очень ярко вспомнил людей-нелюдей с кошачьими зенками, от которых ему пришлось оборонять Машу едва ли не на другой день после того, как был сделан снимок на берегу. И вот тут его озарило. Нет, факты отнюдь не спешили послушно выстраиваться в логически обоснованную цепочку, но некий лейтмотив определённо начал звучать. Явная странность охотников за свернувшейся веткой чётко перекликалась с необъяснимостью двойного потопа в «Поганкиных палатах» – где, как выяснилось, лежали в чемодане рукописи Звягинцева-старшего. Посвящённые тем же тайнам мироздания, к которым полвека спустя устремились его внучка и сын. Бандитский налёт, имевший целью всё тот же обшарпанный фанерный сундучок… Странность «Бэтмобиля», [162]что гнался, светя синими, как из преисподней, огнями, по ночному Питеру за Скудиным, увозившим чемодан, – и явно грубая, но тем не менее плохо поддающаяся расшифровке «работа» невыясненных граждан, доставших Володю и…. всё-таки прикончивших рукописи. И – венец всему – взрыв и пожар в Машиной лаборатории. Взрыв и пожар, происшедшие, как теперь выяснилось, по чьему-то хотению… Вновь мелькнуло в памяти кошачье мурло со зрачками-щёлками, и под столом в пальцах Кудеяра безвинно погиб шариковый карандаш: «Ну, сволочи, если вы и там побывали…»

Голос Звягинцева прервал его размышления.

– Иван Степанович, а как Глеб?

Всем, кого это касалось, было известно, что стараниями дяди Зямы, тёти Хай и прочих гринберговских родственников Глеба Бурова поместили в «Семёрку» – секретный медицинский центр ФСБ. И что центр этот был расположен – тесен мир – здесь же, под Гатчиной. Буквально через забор от новых корпусов «Гипертеха». В другой половине бывшего гостиничного комплекса.

– А никак. – Скудин дёрнулся, украдкой сунул в мусорную корзину обломки расплющенного карандаша. – Лежит… Не живой и не мёртвый. Мама при нём…

Взял с подноса Фросин пирожок и начал жевать, умом понимая, что пирожок был вкуснейший. С таким же успехом, впрочем, старшина Ефросинья Дроновна могла бы запечь в тесто опилки. Посмотрев на Кудеяра, Лев Поликарпович отхлебнул большой глоток остывшего чая и тоже взял пирожок. Никогда ещё учёный и спецназовец с такой ясностью не читали мысли друг друга. Оба подумали об одном и том же. О том, как Глебка закрывал собой Звягинцева и Веню, нацеливая боевой лазер на нечто; ползущее из подземелья. И о том, как позавчера в институтском буфете Андрей Александрович Кадлец (пожалуйста, с ударением на первом слоге!) в разговоре с кем-то нечаянно обронил: «А что Буров? Биомасса. Биологический материал. Пускай теперь опыты ставят, хоть на что-то будет пригоден…»

И Скудин, и Звягинцев об этом знали. Знали (не слепые же!) и о совершенно хулиганских приготовлениях своих подчинённых. Но друг с другом об этом не говорили и вообще делали вид, будто ничего не заметили. Хотя оба собирались в случае чего брать вину на себя.

Андрей Александрович Кадлец, заместитель директора по общим вопросам, ходил на работу с серебристым кейсом ужасно авторитетного, ну прям-таки сверхсекретного вида. С пятизначным цифровым замочком. По непроверенным слухам, швейцарского производства. Скажи кому: «ядерный чемоданчик», – поверят. Что он в нём такого стратегического таскал, оставалось неведомо никому. Списки мётел и швабр? Документацию на унитазы?..

Ровно в шестнадцать сорок пять долговязый Веня Крайчик взял на руки Кота Дивуара и подсадил его в вентиляционное отверстие, загодя освобождённое от решётки. Кот принял свою долю как должное и по-деловому устремился вперёд.

– Бду, бду, бду! – напутствовала его Виринея. Её голова в нимбе рыжеватых волос уже склонилась над окулярами, в которых дёргалась и качалась картинка с «рыбьего глаза» маленькой видеокамеры. Альберт негромко диктовал маршрут, стоя рядом с листом бумаги и – для страховки – с ворохом синек. Кот Дивуар галопом мчался по воздуховоду. Его целью был замдиректорский кабинет. Кот знал это даже и без подсказок зеленоглазой Богини, чей голос звучал из крохотного динамика возле его уха.

Виринею же интересовало одно. Совпадут ли пять цифр, которые в итоге выдаст послушная техника, с теми, что она выудила, так сказать, прямо из головы Кадлеца нынче угром на проходной? Или не совпадут?..

Едва «Волга», уйдя с Московского, проехала полквартала, как двигатель стал троить, потом дёргаться… и наконец заглох. Самым бесповоротным и решительным образом.

– Смотрите-ка, Иван Степанович! Даже до перекрёстка не дотянули… – Невозмутимый Федя включил поворотник и, пользуясь инерцией тяжёлой машины, начал прижиматься к поребрику. – А раньше только иномарки здесь глохли, помните?

Скудин молча кивнул.

«Волга» одолела ещё с полсотни метров и остановилась…

Есть анекдот. Страдающий депрессиями мужик приходит к своему психиатру. «Доктор! – говорит он в восторге. – Вы представляете, сегодня я уронил бутерброд, и он шлёпнулся на ковёр… маслом вверх!!!» – «Э-э, батенька, – печально говорит врач, – это вы его намазали не с той стороны…» Ну так вот, нынче пресловутый закон бутерброда был явлен во всей красе. Исчерпав инерцию, «Волга» замерла посреди лужи. И какой лужи! По мостовой текла дымящаяся жидкость, в воздухе явственно отдавало сортиром. Где-то неподалёку прорвало магистраль…

– Ну такую мать! – Федя повернул ключ зажигания, надеясь выехать «на стартёре»… всё тщетно. Стартёр, как и двигатель, был бездыханно мёртв. Заодно с ними, по-видимому, накрылся и весь закон электромагнитной индукции.

– Ладно. Я ненадолго… – Придерживаясь рукой, Скудин завис на порожке машины, потом оттолкнулся так, что «Волга» присела и закачалась. Выпрыгнул на сушу и, не оборачиваясь, пошёл по направлению к пожарищу.

Посмотрев ему вслед, Федя обречённо вздохнул и, потянув носом воздух, сплюнул в окошко. Потом поднял стекло. В приёмнике, как и следовало ожидать, вместо радиостанций немузыкально шуршали помехи. И впереди маячила перспектива толкать машину из говённого разлива… «Ну и зарасти оно всё лопухами». Федя поудобней устроился на сиденье, всунул руки в рукава, потому что «Волга» необъяснимым образом выстывала, и принялся ждать. Ради Ивана Степановича он был готов и не на такое.