Феликс Разумовский - Аленький цветочек

– Я проснулся в пять часов, нет резинки от трусов…

– Счастливо оставаться. – Иван тронул тугую дверь, с удовольствием вдохнул прохладный воздух и… застыл. «Волга», которую он, как репинский бурлак, собирался переть против течения, уже стояла на сухом месте. Уютно урчал форсированный двигатель, весело мурлыкало радио, разомлевший Фёдор сидел в тепле и наслаждался бездельем и сигаретой.

«Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша…»

В этот момент он окончательно и бесповоротно решил пойти с Евтюховым. В самое ближайшее время. И чёрт с ними, с баксами. В конце концов, Гринберга на общее дело расколем. Чай, не впервой…

Под самый конец рабочего дня счастье, казалось, осенило своим крылом капитана Гринберга. Ему позвонила Виринея.

– Женя, ты меня любишь?

Что за дурацкий вопрос! Да ведь бедный Евгений Додикович только этим и занимался! Неустанно, повседневно и ежечасно!

– Ты ещё спрашиваешь! – Гринберг сразу вспотел и неровно задышал в трубку. – Всеми фибрами души… До стона и до бормотания…

Богатое воображение уже рисовало ему картины одна другой умилительнее. Куда там Кама-сутре! Что нам Кама-сутра? Так, любительские затеи. Не ведали они там, в Древней Индии, на что способен настоящий профессионал…

– Значит, через полчаса встречаемся у профкома, – многообещающе промурлыкала Виринея. И в трубке послышались короткие гудки – ку-ку, ку-ку, ку-ку…

Капитан Грин выскочил из кресла и заметался по комнате. Беспристрастный наблюдатель, пожалуй, сказал бы, что люди, застигнутые внезапным пожаром в бардаке во время потопа, ведут себя на порядок толковее. Осознав это (сказалась всё же спецподготовка), Женя попытался сосредоточиться на основном. То бишь натянул парадные трусы, украшенные спереди эмблемой совершенно душераздирающего свойства. Осенённый гениальной идеей, намотал девственные батистовые портянки. Довершили это царственное великолепие полфлакона «Богарта», выплесканные без особой системы. И наконец Гринберг трепетно уложил в нагрудный карман пачку разноцветных ароматизированных презервативов, оснащённых винтовой насечкой ради всей полноты ощущений. «У меня, родимые, не залежитесь…»

Ровно через двадцать девять минут – за минуту до срока – он возник у профкома и, увидев Виринею, расплылся в улыбке столь же глупой, сколь нетерпеливой и плотоядной.

– Ну и где же мы спрячемся? – Волнуясь, как мальчишка в ожидании первого поцелуя, Женя со всей нежностью раскрыл Виринее объятия. – Может, в актовый зал? Я там знаю одно уютное местечко…

Аромат «Богарта», исходивший от него, мог на расстоянии загнать в гроб парочку-другую курсантов в противогазах.

– Ох, Додикович, ну опять ты за своё. – Виринея ловко отстранилась и глянула на домогателя с видом оскорбленной добродетели. – Ну неисправимый вы народ, мужики.

– Если бы мы исправились, человеческий род бы прекратился… – Женя ещё улыбался, но в душу закрались ужасные сомнения. Что, если Виринея действительно совсем не «это» имела в виду?..

Секунду спустя его худшие подозрения, увы, подтвердились.

– Баксов пятьсот дай в долг. Завтра верну.

– Баксов?.. – Гринберг поневоле вспомнил собственную давнюю и плоскую шутку. В нём даже встрепенулась было сумасшедшая надежда: а вдруг она просто дразнит его, подсказывает, какими категориями следует мыслить? – Слушай, – заговорил он свистящим шёпотом, – не надо пятьсот с возвратом. Возьми лучше двести… с отдачей. Ну… триста…

Он был похож на избалованного ребенка, которому пообещали дорогую игрушку, но как-то не получилось. Баловство баловством, а ребёнка всё-таки жалко. Он ведь надеялся… ждал, мечтал… мысленно уже видел у себя в руках эту игрушку…

– Женя, Женя. – Виринея качнула головой с ласковым осуждением. – Я тебя как старого доброго друга прошу: дай денег. В долг. Отыграю на рулетке, отдам.

При слове «игра» Евгений Додикович припомнил не столь уж давние сражения в покер, и вот тут до него наконец дошло! Унаследованная от пращуров коммерческая жилка прозвенела золотым камертоном даже сквозь любовный угар. Мечтательный Ромео мигом исчез, уступая место гражданину Корейко, и тот с интонациями Остапа Бендера восторженно констатировал:

– Гениально. Согласен участвовать в концессии. За двадцать пять процентов. Обеспечу охрану, поддержку финансовую и моральную. Замётано.

Виринея кивнула. Консенсус был достигнут.

Рулетка изобретена в Париже и введена в употребление в салонах отелей Живра и Суасон, знаменитых по страшной игре, которая там происходила. Впоследствии братья Перрены усовершенствовали её. Сначала они имели только нумера, числом тридцать шесть, и два цвета – чёрный и красный. Перрены прибавили к ним чёт и нечет, «манкэ» и «пассэ», первую, вторую, третью дюжину, три колонны и, главное, два зеро, то есть два «плие» или два «такса», при которых все проигрывали. Игра в рулетку – самая азартная из азартных…

Не играйте: если у вас депрессия, если вы зависимы от алкоголя, если вы чувствуете себя одиноким, если предназначенные для игры деньги вы взяли в долг.

Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался.

К вечеру распогодилось. Дождик иссяк, на небе показался месяц, бледный, ущербный, в частой россыпи оскольчатых звезд. Воздух сделался прозрачным и стылым, на траву упала белая вуаль, под колёсами машин лопались хрусткие ледышки, в одночасье заковавшие лужи. Зима была уже не за горами.

Как раз шла программа «Время», когда к монументальным дверям казино «Монплезир» подкатил новёхонький перламутровый «мерседес». Мягко открылись дверцы, и неоновые огни озарили – как это нынче принято говорить – человека, похожего на Евгения Додиковича Гринберга. В белом смокинге. И – под ручку с ним – роскошную даму, отдалённо смахивавшую на Виринею. Эта последняя была облачена в довольно-таки откровенное платье, взятое напрокат.

– Отвали, – посоветовал Евгений Додикович подскочившему молодцу из ресепшен. С вяканьем задействовал автомобильную сигнализацию и, снова превратившись в галантнейшего кавалера, мило улыбнулся своей даме: – Пойдём же, радость моя, труба зовёт.

Виринея внутренне заходилась от смеха пополам с отвращением. Тем не менее она нашла в себе силы проворковать по возможности томно:

– Да, веди же меня, милый, веди…

И они пошли… Нет, не совсем так. Даже совсем не так!

Они!

Прошли!!

Проплыли!!!

Продефилировали…

Неторопливо, под ручку, мимо накачанных гигантов, олицетворявших секьюрити. Гнездо порока, роскоши и наслаждений жило своей жизнью. Азартной, бьющей через край и на первый взгляд вроде бы вполне хаотичной. Но только на первый взгляд. На самом деле всё было под контролем. Крупье приглядывали за игрой, смотрящие по столам [165]– за крупье, менеджеры смены – за смотрящими, генеральный менеджер – за простыми менеджерами, и, наконец, за генеральным менеджером – сам директор. Дедка за репку… (Как гласит народное продолжение: внучка за сучку.) Тянут-потянут… капусту из карманов клиентов…