Феликс Разумовский - Аленький цветочек

Другие участники заговора, надо отдать им должное, подельника своего в беде не покинули.

– Садисты!!! Не смейте!.. – рванулась назад Виринея. Ей показалось, будто Глеб собрался прибегнуть к наручникам.

Альберт, спортивный, но не наделённый ловкостью спецназовца парень, лез через заблокированный турникет и тоже храбро рвался в неравную битву.

– Не трогайте!..

Между тем к Вене, избавленному благодаря атаке друзей от психологического прессинга, вернулись временно парализованные мыслительные способности. И он сообразил, что уложили его на самом-то деле исключительно нежно и бережно – ну просто как младенчика в колыбельку. Не ушибли (а могли, ещё как могли…). Не затоптали слетевшие с переносицы сложные астигматические линзы. Даже расклячили его не на затоптанном и грязном пятачке пола, а чуть в стороне, там, где недавно прошлась тряпкой добросовестная тётя Паня… Веня приободрился, осторожно влез физиономией обратно в очки и стал с интересом наблюдать за происходившим вокруг.

Вот Глеб аккуратно отцепил от своего рукава повисшую на нём Виринею, отставил брыкающуюся девушку в сторону и легонько встряхнул:

– Без истерик, гражданочка! Хищение ценного научного оборудования. Явно с целью передачи враждебным разведывательным организациям…

Стратегическая ценность древнего и к тому же горелого трансформатора была понятна, что называется, даже ежу. Альберт перестал вырываться у сграбаставшего его Монохорда и прислушался.

– По факту данного преступления, – тоном сталинского следователя продолжал Глеб, – несомненно будет возбуждено уголовное дело по статье «государственная измена». Всем присутствующим предлагаю выполнить гражданский долг и записаться в свидетели…

– Сатрапы!.. – вздёрнула подбородок Виринея. Она смутно помнила, будто когда-то был вроде фильм, не то спектакль, названный её именем, – про казнённую революционерку.

– Всех не перевешаете, – включился Алик. И гордо выпрямился, насколько позволяли заломленные за спину руки. Монохорд скроил жуткую рожу и сделал вид, что вот сейчас согнёт его в бараний рог.

– НАТО за нас отомстит… – просипел с пола «государственный изменник».

Другие сотрудники, остолбенело взиравшие на зверское задержание, постепенно пришли в себя, поняли, что происходит, и начали откровенно прикалываться.

– Болтун – находка для шпиона! – провозгласил молодой лаборант.

– Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст, – вспомнил молодость его седовласый руководитель.

– Мы сдали того фраера войскам энкавэдэ, с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде!.. – неожиданным басом пропела уборщица тётя Паня.

Дело определённо шло к тому, чтобы звягинцевская молодёжь прогулялась-таки за коньяком – да и «уговорила» его после работы совместно с охраной… Увы! Вмешался, и очень некстати, Его Величество Случай. В лице замдиректора по общим вопросам Андрея Александровича Кадлеца, которого чёрт занёс к проходной именно в этот момент.

Его фамилия имела ударение на первом слоге (о чём сам он не забывал бескомпромиссно напоминать окружающим), но, естественно, давала сотрудникам «Гипертеха» обильную пищу для лукавой фантазии. Андрей Александрович обладал ровно той внешностью, которую, думая о хозяйственном руководителе застойных времён, воображала себе Рита-Поганка. Этакий монолит, насмерть вросший в негнущийся официальный костюм. Плюс неразлучный «совершенно секретного» вида импортный кейс с цифровыми замочками. Андрей Александрович был, естественно, крупным реформатором и демократом и при случае намекал на почти мученичество при проклятом тоталитаризме. В институте Кадлеца называли «демократическим задвиженцем» и подозревали за ним тайное членство в какой-нибудь компартии самого фундаменталистского толка. Прославился же он тем, что, едва вступив в должность, распорядился отправить на перекраску выделенную ему бежевую «Волгу». Крупному начальнику – да не на чёрной? Нонсенс, господа-товарищи. Западло…

И вот этот-то заместитель директора весомо и важно проследовал к запертому турникету, чтобы обозреть театр военных действий и жестом памятника вождю простереть над ним руку:

– Что за безобразие здесь происходит? Я требую немедленных объяснений!..

Кот Дивуар, забравшийся под стол Бори Капустина, терзал, воровато прижав уши, когтистой лапищей украденный пакетик с блинами…

Рита шла по Бассейной, направляясь к своему – или уже не своему? – рынку, и чувствовала, что постепенно успокаивается. То есть, пока заставляла себя выйти на улицу, она успела десять раз помереть прежде смерти и перепсиховалась, что называется, по полной программе. От её дома в дебрях Красноармейских улиц до станции метро, именуемой питерцами «Техноложкой», было ровно два с половиной шага. Погода стояла вовсе не жаркая, но чисто от мандража Рита взмокла, как в бане. Смех и грех: по-видимому, при этом запустился какой-то физиологический процесс, содействующий успокоению нервов. Так бывало у неё в детстве, когда она занималась гимнастикой. Нет, не всерьёз, просто в оздоровительной группе. Бывало, она являлась на тренировку всеми обиженная, с какими-то школьными неурядицами плюс неизбежная выволочка от матери. Как у Маяковского: «Придёшь усталый, вешаться хочется…». Но вот оставалось позади часовое занятие, и Рита, распаренная и усталая, жадно вдыхала морозный воздух, казавшийся после душного зала необыкновенно свежим и вкусным, недоумевая: «И из-за такой-то чепухи я расстраивалась?..»

Пока она ехала четыре остановки до «Парка Победы», народ в метро постепенно перестал казаться ей скопищем киллеров, жаждущих её крови. Она поднялась по эскалатору с чудесным ощущением освобождения… и первым делом купила мороженое. Трудясь над своими детективами, она почитывала всякую специальную литературу и знала, что углеводы опять же способствуют оптимистичному взгляду на жизнь. Пока она убирала в кошелёк сдачу, в небе над Московским проспектом проглянуло весёлое солнце, и неопределённо-серый день сразу стал весенним. Рита цинично усмехнулась, разорвала обёртку и запустила зубы в хрустящую шоколадную глазурь. Никогда ещё сахарная трубочка не казалась ей такой вкусной.

Щурясь от яркого света, прямо-таки звеневшего в лужах и битых сосульках, Рита дошагала почти до середины Бассейной… и вот тут-то, возле жёлтого здания техникума, её осенила такая мысль, что она остановилась как вкопанная – и была тотчас вполголоса обругана каким-то мужчиной, едва не налетевшим на неё сзади.

– Корова, – буркнул, удаляясь, невежливый дядька в зелёной куртке-пуховке, но Рита едва ли расслышала.

– Во дела, подруга, – пробормотала она вслух.