Юлия Остапенко - Лютый остров

– Тебе нравилось наблюдать за всем этим, шимран-бей? – не шевелясь, вполголоса спросил Альтаир.

Рустам помолчал немного, обдумывая ответ.

– Нет. Они делали то, что делали, не из почтения, не из любви и даже не из страха, а лишь потому, что воля Ибрагима не оставляла им иного выбора. И каждый раз... каждый раз мне казалось, что, очутившись во власти этой магии, они переставали быть людьми. Движения их были медленны и неуклюжи, глаза становились пусты и слепы... Они как будто превращались в глиняных кукол, в тех самых големов, для которых изначально и был создан доспех повиновения. – Рустам убрал руку с наруча. Его ладонь горела, словно он держал ее в костре. – Я заподозрил что-то, когда ты вскочил в седло еще в Ильбиане, на постоялом дворе. Ты так легко и красиво это сделал... Я позавидовал твоему мастерству, легкости, с которой оно тебе давалось. И лишь потом подумал, что никогда не видел, чтобы человек в наруче повиновения двигался так.

Он замолчал. Альтаир молчал тоже, но чуть повернул голову, так, что Рустам теперь видел его лицо целиком, видел внимательные темные глаза, глядящие на него с нарастающим любопытством.

– А потом ты солгал мне. И ты... ты не был мне покорен. Ты казался покорным, но притом сохранял полную ясность разума. Тогда я подумал, что ты, вероятно, никогда не видел человека в наруче повиновения...

– Не совсем так, – проговорил Альтаир. – Это был ошейник. Чародей из Даланая сделал его отдельно от доспехов, для глиняного пса, с которым тоже что-то там не заладилось.

Рустам повернул голову и прямо посмотрел на него.

– Она ведь не действует на тебя. Эта магия повиновения... Ты с ней послушен куда менее, чем голем. Твоя воля не подчиняется мне.

– Ты умней, чем я думал поначалу, Рустам-бей, – с удовлетворением сказал Альтаир и, перевернувшись на спину, закинул руки за голову, сцепляя их на затылке.

Какое-то время он разглядывал звездное небо, а Рустам – его лицо.

– Не умней, – сказал он наконец. – Я понял все уже после того, как дал тебе ятаган и приказал биться за нас. То, как ты бился, окончательно подтвердило мою догадку. Ты убивал этих людей не потому, что я приказал тебе, а потому что сам так хотел.

– А если в ты догадался раньше, то не дал бы мне меча?

И вновь Рустаму пришлось молчать дольше, чем следовало, обдумывая ответ.

– Нет, – сказал он в конце концов. – Все равно бы дал.

– Вот как? – Альтаир сел, глядя на него с уже нескрываемым интересом. – И почему же?

– Потому что, если бы ты хотел убить нас и сбежать, ты бы сделал это давным-давно. Сразу, как только мы покинули Ильбиан. Ты сказал правду: мы отбили нападение лишь благодаря тебе. Если ты знал о том, что оно готовится – а ты знал, во всяком случае понял раньше, чем я, – ты мог бы избавиться от нас заранее. Ведь очевидно, что твои бывшие собратья хотели убить и тебя.

– О нет, – улыбнулся Альтаир. – Вот тут наш юный шимран наконец перестал дивить меня своей мудростью и дал промашку. Они не собирались меня убивать.

Рустам выпрямился, с трудом душа в себе вспышку гнева. Слишком часто ему, двадцатитрехлетнему офицеру могучей армии паши, пеняли на возраст, в котором-де неприлично подниматься так высоко. Но, проклятье, он сполна заслужил все, чего добился. Заслужил всей пролитой кровью, и своей и чужой, потом, верностью – и молчанием, которое порой давалось ему тяжелее крови и пота. Трудно было смотреть на гордую северную женщину, попиравшую самое себя у ног Ибрагима, и все же он смотрел. Никто не посмел бы упрекнуть его, что он чересчур порывист и несдержан, ибо юн.

– Ну, ну, не сердись, – примирительно сказал Альтаир, и Рустам понял, что одним только взглядом выдал себя с головой. – Я не хотел обидеть тебя.

– Нет, ты прав, – вдруг сказал тот. – Как же я сразу не понял! Они метили в твою лошадь, а не в тебя. Тебя они хотели сохранить. Но тогда... – он запнулся, не уверенный в том, следует ли продолжать.

Альтаир жестом подбодрил его:

– Ну, договаривай же. Спроси, почему я не воспользовался тем случаем – или любым другим. Почему, уделав своих собратьев, не убил затем и всех вас. Почему не вырвал ятаган у этого тупицы Нияза и не снес ему башку, когда он поносил мою сестру. Почему не убью тебя прямо сейчас и не положу твою голову под ноги храпящим часовым.

– Что? – Рустам вскинулся, и Альтаир беззвучно расхохотался.

– Сиди, шимран! Я пошутил. Часовые бдят, хоть их и удивляет, что за тайную беседу ведет их господин с жалким рабом. Ну, ты спросишь или нет?

– Не спрошу. – Альтаир слегка приподнял брови, и Рустам тихо закончил: – Мне это известно и так.

– В самом деле?

– Ты решил во что бы то ни стало добраться до Ибрагима-паши. Пусть бы даже в качестве раба, проданного с торгов. То твое нападение на дворец... – Рустам осекся, потрясенный внезапной догадкой, затем быстро и твердо закончил: – То нападение было пробным, подготовительным. Ты знал, чем оно закончится, предвидел его неудачу. Оно было нужно тебе, чтобы оценить охрану паши. Ты наверняка успел сделать это, подметил слабые и сильные стороны... И теперь ты четко знаешь, как следует действовать. Ты намерен убить его, даже зная, что не выйдешь оттуда живым.

– Ты ненадолго переживешь меня, – равнодушно заметил Альтаир, подпирая голову рукой. – Чересчур уж умен.

– Не смей насмехаться надо мной.

– И в мыслях не было. Что теперь, Рустам-бей? Ты знаешь все. Попытаешься убить меня прежде, чем мы доедем до Аркадашана?

– Я не имею права. Ты раб моего господина, он слишком жаждет заполучить тебя. Но лишь я увижу его, немедленно сообщу о твоих намерениях.

– Тогда мне придется убить тебя прежде, – ослепительно улыбнулся ассасин. – Не хватайся за ятаган, мой друг, – я сделаю это не раньше, чем мы достигнем Аркадашана. Ты совершенно прав: ты и твои солдаты нужны мне, чтобы без помех туда проникнуть. Так что до той поры ты, шимран-бей, можешь вполне рассчитывать на мое полное повиновение и без этой игрушки.

Он небрежно провел пальцами по поверхности наруча, подцепил застежку – и снял его с руки.

Рустам ахнул, задержав дыхание в груди.

– Как!.. Как ты это сделал?!

– Ты спрашиваешь, почему магия повиновения на меня не действует? Нас тренируют для этого, – ответил ассасин, снова защелкивая наруч на мускулистом предплечье. – Ты слышал, должно быть, что некоторые правители, страшась отравления, с детских лет принимают малые дозы самых распространенных ядов. Увы, это не спасает их от ядов редкостных, которые именно по этой причине все больше в ходу. К счастью, магия повиновения не имеет разновидностей – ни редких, ни распространенных. Потому защититься от нее так же просто, как можно было бы защититься от яда, будь он в природе один-единственный. С первых же месяцев тренировок, когда будущий ассасин проходит первые ступени испытания, когда становится ясно, что воля в нем сильнее страха – на него надевают тот самый ошейник повиновения и отдают приказы, противоречащие его самосохранению. Если он выживает, то проходит дальше.