Вадим Панов - Тень Инквизитора

— И тебе будет грозить опасность.

— А это предсказывать бессмысленно.

— Возьмешь меня? — с надеждой спросила Чио.

— Нет. — Глеб обнял ее за плечи, а второй рукой нежно прикоснулся к щеке женщины. — Ты нужна мне здесь.

— Своим собакам ты доверяешь больше?

Сухоруков улыбнулся, поцеловал Чио в лоб и прошептал:

— Не ревнуй. Они никогда не будут значить для меня столько же, сколько ты. — Еще один поцелуй, и уже совсем тихо: — Пожалуйста, перестань называть их собаками.

Частный жилой дом,

Подмосковье, Николина Гора,

19 сентября, пятница, 20:21.

Этот дом не поражал вычурной архитектурой или показушной манерностью. Простой, незамысловатый особняк в престижнейшем районе Подмосковья был построен задолго до бума современных технологий и модных веяний с Запада. Прямоугольный, как казарма, безликий, но большой, он мог бы претендовать на почетное звание самого уродливого строения Николиной Горы… Если бы был виден. Дом стоял в глубине огромного, не менее гектара, участка и тщательно скрывался среди деревьев и кустарников. Ведь строило особняк еще специальное управление при КГБ СССР, в котором, в первую очередь, ценилась безопасность, что очень устраивало нынешнего хозяина дома.

— Настоящие? — с азартом поинтересовался невысокий черноволосый мужчина, замерший у раскрытого на столе плоского ящика красного дерева.

— Разумеется, — солидно ответил хозяин дома, поглаживая пышную бороду. — Или ты меня плохо знаешь?

— Тебя-то я знаю, но барахла в последнее время на рынке полно.

— Меня обманывать не станут, — усмехнулся хозяин. — Эти игрушки слепили по личному заказу короля Испании. Ручная работа.

— Класс. — Черноволосый осторожно вытащил из ящика один из дуэльных пистолетов и одобрительно цокнул языком. — Обошел ты меня, Фифа.

— Суетиться надо, Боря.

— Выгоню к чертям собачьим своего агента: такое сокровище проворонил, мерзавец!

Друзьями Боря и Фифа стали недавно, но уже несколько лет азартно соревновались на ниве объединяющей обоих страсти: коллекционировании антикварного оружия. Дуэльная пара, приобретенная хозяином дома, позволила ему существенно укрепить преимущество своей коллекции.

— А если ты мне уступишь личный пистоль Людовика XIV, — добродушно продолжил хозяин дома, — то обещаю, что перестану заниматься огнестрельным и сосредоточусь только на холодном оружии.

— Жемчужину просишь, — протянул черноволосый.

— Так ведь дорогу тебе уступлю.

Черноволосый с сожалением вернул дуэльный пистолет в ящик, потер руки и, неожиданно быстро переведя взгляд на собеседника, кивнул:

— Если все получится, я тебе его подарю.

Хозяин дома крякнул, и его добродушие моментально уступило место задумчивости.

— Должно получиться, — осторожно буркнул он.

Черноволосого гостя звали Борис Иосифович Осиновский, и он уверенно входил в первую десятку бизнесменов страны. Пока входил, ибо в последнее время дела миллионера немного пошатнулись. Хваткий и умный кандидат математических наук начал свой поход к богатству и успеху на самой заре перестройки, умело использовав знакомства с группой молодых политических деятелей, жадно перехватывающих власть из слабых рук последних имперских мандаринов. Пока приятели красиво вещали с высоких трибун, рассказывая о прелестях рыночной экономики и конверсии, Осиновский сажал на министерские посты проверенных людей и уводил в офшоры государственные кредиты. Кроме того, умный Борис подмял под себя целый ряд крупных заводов, погрел руки на создании мошеннических «инвестиционных» фондов и чудом избежал гибели от рук уголовников. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Вольница начала девяностых ушла в историю, экономические законы заработали, громкие процессы против коррупции остудили наиболее одиозных государственных деятелей, и влияние Осиновского пошло на убыль. К тому же фискальные органы принялись внимательно изучать старые махинации Бориса, и поддержка столь мощной структуры, как РПЦ, была для вороватого миллионера необходима как воздух. Патриарх на него смотрел косо, а вот митрополит Феофан, носящий неофициальный титул «кошелька церкви» и грезивший стать преемником Его Святейшества, легко пошел на контакт…

— Ты уверен, что Глеб приедет?

— Раз сказал, что приедет, значит, приедет. — Феофан задумчиво погладил ладонью окладистую бороду. — Сто процентов.

— Тогда что тебя беспокоит? — Осиновский великолепно угадывал настроение собеседников.

— Он не должен был приезжать на этой неделе, — нехотя ответил митрополит.

— Поэтому я здесь, — буркнул Борис. Короткая фраза напомнила Феофану о панике, в которую он впал, выслушав предложение Глеба о незапланированной встрече. Митрополит почуял, именно почуял, как чует зверь, что его связь с Осиновским вскрылась, и потребовал от приятеля поддержки. Тот обещал.

— Думаю, мне стоило произнести речь о Курии до встречи с Глебом. Для надежности.

— Об этом говорить поздно. Если Глеб перестал тебе доверять, то не оставит без внимания спешно созванную пресс-конференцию. Да и времени он тебе не дал.

— Это так.

— Не волнуйся — Глеб придет.

Феофан покачал головой:

— Но надо было подстраховаться.

— А ему и так некуда деваться, — рассмеялся Осиновский. — Фифа, оглянись, ты давно стал самостоятельным игроком. Причем такого уровня, что тебе не следует беспокоиться о каких-то там Глебах. Тебе нужны не командиры, а партнеры, если он этого не понимает, мне его жаль. Никуда он от тебя не денется.

Хозяин дома с сомнением вздохнул. Работать с Сухоруковым было легко и приятно. Именно Глеб в мутные девяностые помог Феофану пробить сомнительные налоговые льготы, связал с нужными уголовниками и организовал дело так, что митрополит превратился в крупнейшего контрабандиста спиртного и сигарет. Бешеные прибыли Феофан, опять же с подачи Глеба, вкладывал очень умно, не в строительство новых храмов, разумеется, и теперь его финансовая империя считалась одной из самых устойчивых в стране. Именно Глеб сделал так, что все уголовники, имевшие выход на Феофана, перешли в мир иной, и за это митрополит до сих пор испытывал к рослому компаньону чувство глубокой благодарности. Но оставался сам Сухоруков, и Феофан прекрасно понимал, что материалы, которые хранил Глеб, могли отправить его за решетку даже с поста патриарха. У Осиновского такой власти не было. Здесь был чистый расчет и благодарность в обмен за помощь против Сухорукова. Новые времена — новые друзья.

— Глеб не так прост, как ты думаешь.

— Все мы всего лишь люди, — махнул рукой Борис.

— Тогда почему ты до сих пор не смог встретиться с Сухоруковым?