Терри Гудкайнд - Одиннадцатое правило волшебника, или Исповедница

Охранники Джеганя с презрением обрисовывали эту странную оборонительную тактику. Из комментариев Кэлен расслышала их убеждённость, что красная команда, разделившись на три группы, не оставила достаточное количество блокеров по центру чтобы быть в состоянии остановить ключевого с броцем — они значительно уступают тем, кто наступает на них.

Стражи пришли к выводу, что при подобной неэффективной защите, атакующие легко откроют свой счёт, и, вероятно, красная команда из центральной группы поплатится чьей-то жизнью — вполне вероятно — жизнью самого ключевого игрока, поскольку тот теперь практически беззащитен.

Два крайних клина красной команды врезались в каждую из сторон нападения, блокируя совсем в неожиданной манере. Ноги атакующей команды заметались по воздуху, когда их со всей яростью перебрасывали вверх ногами.

Центральный клин Рубена сокрушительно вонзился в основную группу блокеров, защищавших ключевого с броцем. Изо всех сил прижимая броц к своему животу и следуя за некоторыми своими защитниками, ключевой перепрыгивал через путаницу кувыркавшихся игроков.

Рубен, бежавший на полной скорости в тылу центрального клина, ловко увернулся от обрушившейся линии охранников и прыгнул через нагромождение своих блокеров. Прыгая он оттолкнулся одной ногой, другой закручивая толчок от земли так, чтобы он мог спирально вращаться в воздухе.

Долетев до другого ключевого, Рубен обхватил правой рукой его голову словно в попытке зацепиться за него, но инерцией своего вращения внезапно и яростно выкрутил голову мужчины.

Кэлен расслышала характерный треск, когда шея ключевого переломилась. Когда они вдвоём рухнули на землю, Рубен оказался сверху, а его рука по-прежнему обхватывала шею другого игрока.

Когда мужчины обеих команд столпились у их ног, двое игроков атакующей команды, по одному с каждой стороны поля, продолжали валяться. Оба катались в муках от боли переломанных конечностей.

Рубен поднялся над ключевым, замертво лежавшем в центре поля. Голова мужчины была искривлена назад под ужасным углом.

Рубен схватил свободный броц с земли, пронёсся сквозь ошеломлённых, поражённых игроков, и забросил очередное очко, которое не будет засчитано.

Смысл того, что он только что совершил, был очевиден: если другая команда избрала определённую тактику игры — калечить его команду, то он принял ответные меры с сокрушающим ответом. Он дал предупреждение, что их собственными действиями они выбрали для себя то, что случится с ними.

У Кэлен теперь не осталось сомнений, что красная окраска Рубена — далеко не внешняя показуха. Игроки другой команды оставались в живых только его милостью.

Окружённый почти неисчислимым числом захватчиков и множеством стрел направленных на него, этот человек только что установил свои собственные правила — правила, которые нельзя аннулировать или отвергнуть.

Только что он объяснил своим противникам, как они будут играть против него и его команды. Недвусмысленно было утверждено, что именно своими собственными действиями противники Рубена определяют свою дальнейшую судьбу.

Кэлен прошла горькую школу и знала, как внешне должна вести себя, и потому удержалась от улыбки, от проявления радости по поводу того, чего он только что добился — удержалась от того, чтобы быть единственной в толпе, которая бы во весь голос приветствовала бы этого человека.

Она очень хотела, чтобы он как-нибудь посмотрел на неё — но он никогда не глядел в её сторону.

С мёртвым ключевым и двумя другими игроками, что теперь были вне игры — в первую очередь ответственных не за что иное, как за убийство левофлангового нападающего красной команды — было похоже, что привилегированная команда была на краю беспрецедентного краха.

Кэлен было интересно, с каким же теперь счётом красная команда победит. Она ожидала, что он окажется разгромным.

И тут, краем глаза, она заметила прорывавшегося посыльного, который распихивал со своей дороги здоровенных охранников и махал рукой в надежде привлечь внимание императора.

— Ваше Превосходительство, — взволновано произнёс человек задыхающимся голосом, — прибыл человек. Сёстры с того участка просят вас придти, как можно скорее.

Джегань не стал задавать никаких вопросов и не тратил времени впустую. Он двинулся на выход в тот момент, когда игра на поле возобновилась. Кэлен оглянулась как раз в тот момент, когда Рубен ударил новоявленного ключевого противников с такой силой, что у того хрустнули зубы.

Все здоровенные охранники столпились вокруг императора, расчищая перед ним дорогу. Кэлен решила, что лучше не привлекать его внимание тем, что не последует следом за ним.

— Мы уходим, — сказала она Джиллиан, все ещё прятавшейся в тепле под плащом Кэлен.

Держась за руки, чтобы не потеряться, они повернулись, чтобы следовать за Джеганем. Кэлен оглянулась назад через плечо.

На краткий миг они встретились глазами. В то мимолётное мгновение Кэлен поняла, что даже ни разу не посмотрев в течении всей игры в её строну — он точно знал, где она была всё это время.

Глаза Никки распахнулись. Она задыхалась в панике. В её видении пронеслись неясные формы. Она не видела никакого смысла в этих туманных очертаниях.

Силясь найти объяснение, её разум хватался за воспоминания любого рода, яростно перебирая их изменчивую сущность, пытаясь отыскать имеющие отношение, те, которые бы подошли.

Огромное хранилище всех её мыслей, казалось пребывало в таком же беспорядке, как библиотека, полная книг, разбросанных ураганными ветрами в грозу. Казалось, ничего не имело для неё смысла. Она не могла понять, где находится.

— Никки, это я, Кара. Ты в безопасности. Успокойся.

Второй голос в мрачном, расплывчатом отдалении сказал: «Я пойду, позову Зедда».

Никки увидела, как тёмное очертание двинулось и затем исчезло в ещё большей темноте.

Она осознала, что, должно быть, это был человек, говоривший, проходя через дверной проём. Это была единственная вещь, имевшая смысл.

Она думала, что закричит от облегчения, будучи наконец способной, вне всех этих очертаний и теней, уловить простое понятие дверного проёма и значительно более сложное понятие этого человека.

— Никки, успокойся, — повторила Кара.

Только тогда Никки осознала, что она отчаянно сопротивлялась, пытаясь двигать руками, и её держали. Это было, словно её разум и тело одновременно встряхнули, пытаясь заставить заработать сквозь суматоху и смятение, заставить ухватиться за что-то надёжное.

Но она начинала понимать увиденное.

— Сикс, — сказала она с большим усилием. — Сикс.

Чёрное воспоминание начало вырисовываться в её разуме, как будто она призвала его, и оно вернулось, чтобы прикончить её. Она сконцентрировалась на значении этого слова, этого имени, этой тёмной фигуры, парящей в её сознании.