Денис Юрин - Самый сердитый гном

На самом деле Матеус не услышал за последние полчаса ничего нового, он был в курсе злоключений, выпавших на долю караванщика, а сейчас просто усыплял бдительность незваного гостя, тянул время, пока в его кабинет не ворвется городская стража и не арестует дерзкого преступника. Конечно, в глубине души торгпреду было искренне жаль несчастного служаку-караванщика, стечением безжалостных обстоятельств заброшенного за грань закона, но сделать он ничего не мог…

– Господин Зингершульцо, вы говорили чрезвычайно убедительно, и я поверил бы каждому вашему слову, – прервал гнетущее молчание Матеус, как только в дверном проеме за спиной Пархавиэля появилась плешивая голова дежурного секретаря и кивнула несколько раз, подавая знак, что стража уже на месте, – если бы не свидетельства очевидцев ваших гнусных злодеяний и не рапорт командира конвоя о дезертирстве из рядов отряда троих солдат, – продолжил Матеус таким же невозмутимым тоном. – Господин Зингершульцо, сопротивление бесполезно, сейчас вы будете арестованы и переданы в руки местных властей, поскольку все преступления были совершены вами на территории Филанийского королевства.

– Чего?! – успел лишь удивленно выкрикнуть Пархавиэль, в гневе вскакивая со стула.

Слова торгового представителя послужили сигналом, по которому в кабинет ворвались четверо стражников в тяжелых кирасах и открытых полушлемах фиолетового цвета. Действия служителей правопорядка были слаженными, отточенными и быстрыми, они не оставили застигнутому врасплох Пархавиэлю ни единого шанса на побег. Уже через пару секунд гном бессильно барахтался на полу, рыча от злости и сотрясая воздух криками о своей невиновности, а солдаты, явно привычные к подобному поведению своих подопечных, невозмутимо продолжали опутывать беспомощное тело крепкими войлочными веревками.

– Послушайте, господин представитель! – прокричал, выплевывая изо рта кляп, еще сопротивляющийся десятник. – Это ложь, мы втроем были посланы на разведку, найти вас, мы не предатели, не дезертиры. В шахте гибнут остатки отряда, умирают от ран, помогите им!

Пархавиэль замолчал, одному из стражей все-таки удалось всунуть ему в рот кляп.

– Похвально, мерзавец, что тебя хоть сейчас стала волновать судьба товарищей, – громко произнес Матеус, вспомнив прежние ораторские привычки и нарочито сурово сдвинув густые брови. – Могу тебя успокоить, с караваном все в порядке: груз в безопасности, а брошенные тобой товарищи отправились обратно в Махакан. Что же касается тебя и твоих дружков, то отпираться бессмысленно! У меня на руках рапорт командира конвоя Бонера о дезертирстве из рядов отряда трех мерзавцев и отщепенцев. – При этих словах Матеус передал филанийскому офицеру исписанный мелким, корявым почерком листок бумаги. – Обращаю ваше внимание, господин офицер, и прошу передать начальству, что эта троица дезертиры и не имеют ничего общего ни с махаканской торговой миссией, ни со славной Гильдией караванщиков. От лица Независимого Горного Сообщества Махакан прошу наказать злодеев, опозоривших свою родину и причинивших вред подданным Филанийского королевства, по всей строгости ваших законов!

Фельдсеркрауцер закончил свою напыщенную речь и устало опустился в кресло. Офицер понимающе кивнул, отдал честь и удалился вслед за стражниками, волокущими по полу дергающегося и пытающегося сопротивляться Пархавиэля.

«Ну, вот и все! – с облегчением вздохнул Матеус, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. – Оказывается, подонком быть не так уж и трудно: ни сопляк-лейтенант, ни его дубины-стражники не заметили подвоха… Или только сделали вид?! Нет, – успокоил сам себя представитель, – они для этого слишком глупы, а я был когда-то мастером лицедейства…»

Умело разыгранный Матеусом спектакль успокоил головную боль и унял позывы неугомонного желудка, но совесть, притаившаяся глубоко внутри его прагматичного мозга, неожиданно решила проснуться и обрушила на неги поток ядовитых, отравляющих жизнь угрызений.

История, из которой Матеусу только что удалось удачно выпутаться, грозила разразиться большим скандалом и потерей всего, что он нажил за последние годы. Несколько дней назад по провинциальному городку поползли слухи о возвращении банды Сегиля. Горожане, как всегда, начали с опаской и недоверием коситься в его сторону, всплыли пересуды двухлетней давности, когда перепуганный проделками гномьей шайки Городской Совет чуть ли не обвинил его и остальных гномов из представительства в сговоре с бандитами.

Вслед за слухами о деяниях банды город заполнился войсками и ополченцами, атмосфера накалялась с каждым часом. Недовольные перешептывания горожан, косые взгляды и недвусмысленные намеки заставили гномов забаррикадироваться в конторе и со страхом в сердцах ожидать начала погрома. Известие о поимке двух из троих бандитов вызвало вздохи облегчения у каждого из сотрудников представительства. Служащие успокоились и принялись расставлять по местам мебель, которой в приступе коллективного страха предусмотрительно загородили окна и двери.

Однако радость была преждевременной. Примерно через час после разборки укреплений во дворе представительства появился вооруженный конвой, доставивший закованных в цепях двоих изголодавшихся и израненных гномов. В сопроводительном письме судьи содержался подробный список злодеяний пойманных негодяев и краткий отчет о наспех проведенном допросе, в ходе которого оба не переставая твердили, что они не члены банды неизвестного им Сегиля, а уважаемые караванщики, ищущие личной встречи с торговцами из Махакана. Тон письма был угрожающе официальным и строгим, судья требовал немедленных объяснений.

Самое ужасное, что преступники говорили правду. После десятиминутного разговора с ними у Матеуса развеялись последние сомнения – они действительно были солдатами пропавшего каравана. Однако официально признать это было невозможно. К тому времени за бродягами числился большой список тяжких преступлений: поджог гостиницы вместе с постояльцами и прислугой, вооруженное сопротивление властям, смерть четырнадцати ополченцев, кража семи баранов из стада одного из дворян, изнасилование трех крестьянских девиц, двух монашек и семидесятилетней бабки-повитухи. Матеус хорошо изучил повадки людей и не сомневался, что подавляющее большинство из перечисленных преступлений совершили не гномы, а рыскающие по округе отряды поборников законности и справедливости, но доказать невиновность бедолаг было невозможно, на них с облегчением списали все преступления, совершенные в окрестностях города за последние дни.

«Если сказать людям правду, то представительство тут же закроют, а по стране прокатится волна недовольств и гномьих погромов, – размышлял Матеус, пытаясь написать ожидаемый судьей ответ. – Фанатики-индорианцы начнут разжигать „праведный“ гнев толпы, будет много смертей! Нужно найти выход и ни в коем случае не признавать связь заключенных со службами Махакана. Жаль Дураков, но ничего не поделать… в конце концов, сами виноваты, нечего было на поверхность высовываться!»