Олег Дивов - Храбр

Недаром символом единого Русского государства в былинах навсегда остался стольный Киев-град.

В эту эпоху – от Олега Вещего до Владимира Мономаха – легко влюбиться. Может даже сложиться впечатление, что ни до, ни после нашей родиной не правили столь эффективно. Жестокость князей была относительной и уж точно не чрезмерной для своего времени. Реакция власти на новые угрозы и новые шансы – быстрой и разумной. Все бурлило и шевелилось, каждый знал свое место, делал свое дело, имел свою долю.

На общем фоне не было событием взятие под контроль убогой окраинной территории, где жили-поживали «мурома».

У Бориса Юлина, исторического консультанта проекта «Храбр», насчет прозвища Ильи особое мнение.

– Возьмите карту Киевской Руси, – говорит Борис. – И где там Муром? На краю земли. Так что, скорее всего, нашего героя зовут «Илья, пришедший издалека». А уж откуда именно он явился, мы никогда не узнаем.

Муром был основан в IX веке как «столица» угро-финского племенного объединения мурома. Это была несусветная глушь. Киев прислал туда могучую дружину (человек тридцать) и поставил мощную крепость (дом, огороженный тыном). Дальше, чем Муром, от тогдашнего центра Руси не было ничего. Если наложить на карту линейку, даже Тмутараканский анклав русов окажется ближе, просто он менее доступен. Но понятие «тмутаракань» как обозначение «запредельно далекого» возникнет потом. В дни Владимира Святославича и еще на века вперед «у черта на куличках» располагался именно Муром.

Как ни странно, никто из исследователей былин не пытался отождествить понятие «муромец» с позднейшими обобщениями вроде «сибиряк». Хотя это, казалось бы, очевидно. Слово «муромец» могло употребляться в самых разных значениях. От восторженного («даже на дальних окраинах у нас родятся герои») до уничижительного, типа нынешнего «Чудила-с-Нижнего-Тагила».

Со временем северо-восток начнут осваивать, Владимир даже назначит князем Муромским своего сына Глеба. Но по одним источникам это княжение выглядит чисто номинальным, а по другим – местные не воспринимали Глеба всерьез, и когда он им надоедал, просто гоняли его из города. Одно слово – «муромцы».

Так или иначе, привязка Ильи к северо-восточной Руси и конкретно к «городу Мурому, селу Карачарову» всегда вызывала сомнения. Сам путь Ильи к князю Владимиру лишь частично совпадает с той дорогой, какой ездили из средней Руси в Киев. К слову, этот путь считался довольно опасным и в глубокой древности, и в XVI–XVII вв. из-за многочисленных разбойничьих шаек, бродивших в Брянских лесах.

Напротив, в былинах множество черниговско-брянских топографических указаний. Илья едет через Брянские леса, Моровийск или Моровск, пересекает реку Смородинную неподалеку от Карачева, на берегу которой по сей день стоит Девятидубье (и, кстати, сохранился огромный пень от одного из девяти дубов, на которых сиживал Соловей-разбойник).

Есть мнение, что изначально деятельность Ильи приурочивалась к черниговским городам Моровийску и Карачеву. Эта версия устраняет недоразумение, связанное с описанием пути Ильи из Мурома на Киев. По дороге Илья оказывается под Черниговом, делая таким образом значительный крюк, ничем не объясняемый. Если же Илья отправляется из Моровийска, тогда он неизбежно должен проезжать мимо Чернигова. Такая версия ближе и к реальной истории: более двух веков (с XI–XIII вв.) Чернигов соперничал с Киевом; Черниговская область была ареной множества военных столкновений русских князей друг с другом или с половцами. В одной из поздних былин родным городом Ильи прямо называется «Моров». По другой былине, Илья просит у отца благословения ехать в Чернигов и уже из Чернигова отправляется в Киев.

Вся эта неразбериха привела к тому, что в новейшей истории несколько городов боролись за «право на Илью Муромца». Результат был предсказуем заранее: Муром, Карачарово и Карачев просто объявили себя родиной Ильи каждый по отдельности. В активе Карачева – Девятидубье с «Соловьевым перевозом», где еще в XIX веке старожилы охотно показывали, как и где Илья победил Соловья. На стороне Мурома и Карачарова – непоколебимая уверенность в своей правоте. Всех можно и нужно понять.

По идее с тем же успехом автор «Храбра» мог бы в припадке московского патриотизма объявить Илью москвичом – и попробуйте, возразите. Ведь первое упоминание в летописях о том же Карачеве датируется лишь годом раньше исторического 1147-го.

Но какой смысл в растаскивании героя по кусочкам? Илья Муромец принадлежит всей Руси. Он равно ценен для трех народов, ведущих свою историю от единого корня, – русских, украинцев и белорусов. Илья у нас один на всех, как космонавт Гагарин: самый лучший, самый любимый, и другого не будет.

Поэтому автор припомнил историю собственного рода, пришедшего на Русь более шестисот лет назад из-за рубежа, – и выдумал свою версию происхождения Ильи, отраженную в «Храбре». Читатели могут с чистой совестью критиковать или приветствовать ее, как им больше нравится.

Тем более что на самом деле все с Ильей было не так.

По былинам записи XIX в., богатырь Илья – крестьянин. Родители Ильи – земледельцы, поднимающие новь, очищающие площадку от дубья-колодья под пашню. Исцеленный каликами, Илья первым делом идет в поле и быстро кончает начатую его отцом работу, а потом уже отправляется в Киев.

А вот былины старой записи не знают о крестьянском происхождении Ильи. Илья Муромец стал земледельцем позже, когда киевские «старины», после разгрома класса скоморохов-певцов, попали в крестьянскую среду. Этот вывод подкрепляется и тем, что получение Ильей силы богатырской излагается двояко. По одним былинам (наиболее известным сегодня), Илья получил силу от калик перехожих, а по другим – выступает с самого начала богатырем, причем его силы увеличиваются благодаря «школе», которую он проходит под руководством иноземного (вероятно, прикавказского) богатыря Святогора.

Именно как богатырь крестьянского происхождения Илья прикреплен былинами к Мурому, т.е. к Ростово-Суздальской области. Но если обратиться к старым записям былин, найдется достаточно указаний на то, что такое приурочивание – плод позднейшего творчества. Когда вместе с колонизационным движением из Киева на северо-восток туда пришли киевские «старины», оригинальные наименования смешались с именами деятелей и названиями местностей в Ростово-Суздальской области.

Кмита Чернобыльский (XVI в.) называет Илью не Муромцем, а Муравленином, Эрих Лассота (XVI в.) – Моровлином; записи былин XVII в. – Мурович и Муровец; испанец Кастильо, посетивший Россию в конце XVIII в., – Ilia Muravitz, финские отголоски наших былин – Muurovitza. Все эти формы более древнего прозвища Ильи заставили исследователей пойти по двум направлениям: «лингвистическому» и «географическому». Первые сделали вывод, что Муравленин и т.п. – искаженное Мурманин, Урманин, и стали искать в биографии Ильи «варяжский след» (об этом ниже). Вторые обратились к изучению древнерусских названий городов и местностей. На Волыни нашлись Моровеск и Муравица. В Черниговской губернии село Моровск, соответствующее древнему городу Моровийску (был даже «Муравский шлях» – дорога от Куликова поля мимо Тулы, между реками Упой и Соловой, до Крыма). Неоднократно всплывал Карачев, лежавший на границе Черниговского и Новгород-Северского княжеств, переходивший из руки в руки и служивший для киевских князей базой в борьбе с половцами и Рязанью. Откуда такой интерес к Карачеву, мы уже говорили – Девятидубье и Соловьев перевоз (брод).