Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек

Гобзиков молчал.

– Позвони...

И я тоже поскорее выскочил на воздух.

Мы отправились на ул. Дачную, там было темно и ветрено. Я заглушил мотор в самом начале улицы, чтобы не будить обитателей, и провожал теперь Лару до дома. Развивал план мистификации Гобзикова:

– Короче, через несколько дней, не сразу – чтобы изобразить, что мы готовимся, ну там к выходным следующим или еще когда, выедем на природу... Походим по окрестностям, типа, кое-что поищем, но не найдем, Гобзиков успокоится... Дальше все будет нормально. Слушай, а я вот что думаю...

– А ты сам не веришь? – неожиданно спросила Лара.

– Во что?

Я долго думал.

Думал, что мне предпринять. Чтобы этот дурак и псих Гобзиков не повесился раньше времени и чтобы одновременно увидеть Лару. Все чтобы сразу.

Думал, думал и придумал.

Я придумал. Приглашу их на рыбалку.

Конечно, девчонок на рыбалку не приглашают, девчонок приглашают в «Бериозку», но Лара не обычная девчонка. На рыбалку. И Гобзикова позову тоже.

Я вообще раньше любил рыбалку, может, я уже говорил. И умел ловить, опять же раньше, во всяком случае.

А Гобзиков согласится. После вчерашнего он куда угодно согласится пойти, к тому же это оригинально – с вечера самоуничтожение, с утра спортивный отдых на природе. А к оригинальности тянутся даже такие типы, как Гобзиков.

Гобзиков вчера меня, конечно, удивил. Не, я понимаю, жизнь не бубльгум, папаша помер, брат свалил куда-то, мать гвозди вбивает везде, тяжело, от этого устаешь. Но в петлюгу...

И вообще с его стороны это свинство! Мы только познакомились, а он сразу вешаться! Ведь могли подумать, что это он из-за меня, что это из-за драки нашей он повесился. Как тогда? Что тогда? Не, лучше с Гобзиковым побыть пока. Даже если вчера он и не по-настоящему хотел, все равно. Это очень опасная мысль, как в башку залетит, так потом и не выгонишь, будешь думать до тех пор, пока сам не повесишься.

Я позвонил Гобзикову. Сказал, что заеду после занятий, пойдем на рыбу. Гобзиков согласился.

К Ларе я подошел на обеденном перерыве, изложил, она тоже согласилась, хотя, как мне показалось, и без особого энтузиазма. Но я сказал, что это надо для дела, она же обещала вчера Гобзикову всякую помощь.

Лара согласилась.

Назначил встречу у себя. В конце концов, нас было трое, а мопед один. Можно было заказать такси, но это жлобски, я решил идти пешим ходом. Это демократично и правильно, даже президент в своей южной резиденции ходит на рыбалку пешком. Идет себе босиком, в соломенной шляпе, удочки ореховые...

Встретились у меня.

Гобзиков вел себя как ни в чем не бывало. Это правильно, как еще можно вести себя после вчерашних приключений? Как ни в чем не бывало. Хотя стыдно ему было, я заметил это. Вешаться перед почти незнакомыми людьми... Я бы так не смог. В кругу старых друзей – это другое дело. Хотя...

Хотя я бы не хотел вешаться в кругу Шнобеля. Я бы повесился, а он стал бы критиковать. Что джинсы такие уже сезон не носят, рубашка явно китайская, а ремень из свиной кожи – короче, в таком прикиде вешаться просто неприлично. А потом бы стал еще у зеркала вертеться – все ли у него в порядке со стороны спины? Вешаться надо с...

Вот что я говорил! Начнешь про это думать, так потом и остановиться не можешь! Тьфу.

Я выкинул из головы все висельные мысли, поглядел на своих гостей.

– Рыбу-то ловить умеете? – спросил я их угрюмо.

– Разберемся. – Гобзиков принялся осматривать удочки. – Как-нибудь...

– Как-нибудь так как-нибудь. Двигаем. Тут протока есть неплохая, там клюет. Отдохнем на природе как людеры.

Вообще у меня сегодня другие планы были. Вообще сегодня я должен был вечером идти на балет, а перед балетом надо выдержать душевную паузу и обозрить внутренние пространства. Но балет был уже совсем вечером, на балет я вполне могу успеть. Я сбегал в кладовку, взял пакет с орешками, какой-то еще муры, и очень скоро мы сидели возле протоки с удочками.

Других ребят почему-то не было, хотя клевало сегодня изрядно, я успел подсечь двенадцать гнусных бычков, Гобзиков трех – куда ему тягаться со мной.

Лара бычков не ловила. Сидела, смотрела на воду, грызла орешки, разглядывала весенний мир сквозь фиолетовые стекла. Со стороны леса несло горелой прошлогодней травой, горелая трава – лучший запах на свете, из горелой травы можно хоть духи делать, вернее, одеколон. Мужественный запах.

Гобзиков переложил удочку из правой руки в левую и сказал:

– Я слыхал, иногда настоящим рыболовам, ну, фанатам этого дела, попадаются странные рыбы. И вроде бы эти рыбки... они, если их взять в аквариум, они удачу приносят...

– Экие чудеса. – Я был настроен вполне скептически.

– В мире вообще полно чудес, – сказала Лара, – просто люди не всегда их видят. То есть не всегда их хотят видеть. Просто так нас с детства воспитывают...

– Как так? – спросил Гобзиков.

– Сначала каждый Новый год травят Дедом Морозом, а потом оказывается, что это сосед по лестничной клетке. И ты перестаешь верить. А когда в чудеса не веришь, то и не замечаешь их совсем...

– Ну не знаю, – отвечал Гобзиков. – Может, чудес и много, конечно, но я лично ни одного в жизни не видел. Сколько ни старался, а не видел. Хотя нет, видел...

У Гобзикова стало клевать, он не вытерпел, подсек. Ничего. Поспешил.

– Я же говорил, лучше с ватой насаживать, – сказал я.

– С ватой попсово.

– А так все объедают. А ты тормозишь...

– Да ладно с ним. – Гобзиков положил телескоп на землю. – Пусть живут. А тут хорошее место. Летом купаться, наверное, можно. Можно?

– Можно.

– А в этом году у нас бассейн будет?

– Будет, – ответил я Гобзикову. – В конце мая месяца Зучиха обещала, поплаваем с неделю, наверное. Я люблю бассейн...

– А я нет. У меня от него аллергия. Кожа облазит. И хлорка... Я боюсь хлорки. Лар, а ты чего-нибудь боишься? – спросил неожиданно Гобзиков.

Лара кивнула.

– А чего именно ты боишься? – спросил уже я.

Лара не ответила. Это меня почему-то разозлило. А чего она все время отмалчивается? Спросишь чего-нибудь – молчит. Спросишь еще раз – все равно молчит. И глаз не видно. Я тоже молчать могу, когда молчишь, гораздо умнее выглядишь. Нет, я не думал, что Лара молчала оттого, что хотела выглядеть умной. Не поэтому. А почему, я не знал. Так вот, эта очередная отмолчка меня почему-то разозлила. Немного.

– Ну, хорошо, – сказал я, – а чего тебе не нравится? Какую вещь ты считаешь самой... ну, самой плохой?

– Я баклажаны жареные не люблю, – влез Гобзиков, – просто терпеть не могу. А мать, наоборот, их любит. Жарит их два раза в неделю, а меня тошнит просто от их запаха...

– Ну, так скажи ей, – посоветовал я. – Матери. Скажи, что ты не любишь баклажаны.