Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - Гроссграф

Они не видели, как справа из леса и слева из оврага выметнулась уже наша тяжелая конница. Одну ведет Будакер, другую - Растер, те и другие опускают копья, готовясь к удару.

Я опустил забрало и крикнул весело и страшно, так надо:

- Вперед!… За честь!

- За честь! - взревели за моей спиной десятки могучих глоток. - Не посрамим!

- Да поможет нам Дева Мария! - вскричал я и, выдернув меч, поднял его острием над головой. - Да увидит Господь Бог, на чьей стороне правда!

Мы еще не успели набрать инерцию для удара, но конница графа Отважного вообще стоит, пытаясь прорваться через жуткий заслон из копий, и мы ударили с трех сторон, сплющили, как сырое железо тяжелыми стальными молотами.

Я слышал, как граф Отважный прокричал страшным голосом:

- Какой позор!… Нас остановили простолюдины?… Не отступать, лучше все умрем в схватке с рыцарями, чем запятнаем себя позором…

Им оставался выход только в одну сторону, но это значило отступить, и они сражались отчаянно, умирали в седлах, а сбитые с коней вскакивали и сражались пешими. Барон Альбрехт быстро бросил в бой пехоту, вооруженную тяжелыми топорами, что раскалывают стальные панцири, как скорлупу лесных орехов.

Я рубился холодно и расчетливо, стараясь никого не убивать и даже не калечить, тяжеловооруженного рыцаря достаточно оглушить и сбить с коня, а на земле быстро повяжут кнехты.

Тело разогрелось, в доспехах стало жарко, а уже совсем не утреннее солнце накаляет металл прямыми лучами. Я принимал сокрушительные удары топоров и мечей на щит, рука уже ноет до самого плеча, начала подниматься злость: мы об отечестве радеем, для вас же, гады, стараемся, а вы не хотите в светлое будущее, да еще и деретесь…

Пара сильных ударов тряхнула голову так, что лязгнули зубы, а в ушах тонко и противно зазвенели комары. Злость переросла в гнев, а тот быстро, слишком быстро уступил место ярости, я услышал собственный рык, в мышцы хлынула новая мощь, уже звериная, хотя это вот все и принято именовать чисто человеческими чувствами…

Рыцари графа Отважного разлетались в стороны разрубленными телами, а я вертелся в центре поляны, меч в руках сам по себе выделывает сверкающие круги, защищая меня со всех сторон, и хотя не сам, конечно, но я в убыстренном темпе стараюсь видеть сразу во все стороны, отбивать даже летящие в мою сторону дротики, ножи и стрелы, не говоря уже о набегающих людях со вскинутым для удара оружием.

Барон Альбрехт говорил как-то, что я страшен в такие минуты, когда с раздувающимися ноздрями, оскаленными зубами и бешенством в глазах. Хорошо бы кто поднес зеркало, показал, какой я демократ и миротворец. Умом понимаю, что впереди грядут куда более жестокие войны, эти сражения - детская забава, в следующие века вот отсюда прошли только уцелевшие с их звериным чутьем на опасность и стальными нервами. Так что веду род от тех, кто выжил в немыслимых здесь по жестокости войнах, потому бываю страшен, как ангелы ада, но в то же время понимаю, войны - не забава, надо кончать даже с такими вот красивыми, ограниченными благородными правилами и этикетом.

Сквозь рев в ушах донеслись вопли, я различил свое имя, красная пелена постепенно теряет цвет крови, я начал чувствовать тяжесть в руках, наконец услышал:

- Сэр Ричард!… Сэр Ричард!…

- Сэр Ричард, остановитесь!

- Сэр Ричард, все кончено!…

- Скорее уходите с его дороги…

Я с ужасом сообразил, что уже не различаю, кто передо мной, торопливо остановился и опустил меч. Поле боя усеяно павшими, я сжал челюсти и мысленно взмолился, чтобы не от моей руки пали вот эти люди, но разум сказал холодно, что да, я малость осатанел, впал в священную ярость воина, что вообще-то похвала здесь, но считаю ли я такое похвалой в отношении себя?

Приблизились двое рыцарей, я позволил снять шлем, помятый так, что снова налезет, только побывав в руках оружейника, а тяжелый, как мраморная плита, меч кое-как вложил в ножны.

Подскакал на разгоряченном коне Макс, доспехи на нем порублены и помяты, на скуле свежая ссадина.

- Сэр Ричард! - прокричал он с великим почтением. - Все кончено! Враг разбит.

- Бежит? - уточнил я.

- Нет, остатки сдаются в плен!

На его лице я видел восторг и обожание. Как же, его лорд рубился в такой ярости, что уже не разбирал ни своих, ни чужих, о таких песни слагают, с таких пример берут!

- Да, - ответил я хриплым, еще подрагивающим в ярости голосом, - враг… Дурак он, а не враг.

- Сэр Уилбур?

- Все, - сказал я зло, - кто не с нами - дураки. А кто еще и против - дураки круглые. Таких нельзя оставлять наедине даже с огнем. А уж во главе земель…

Макс всполошился:

- Сэр Ричард! Но нельзя же отнимать у такого знатного лорда земли!

- Нельзя, - согласился я нехотя, - хоть и хочется. Но права урежем. А то и управителя пришлем. Сам сэр Уилбур где?

- Ищут, - ответил он.

- Он хоть сражался?

Макс выглядел шокированным.

- Сэр Ричард, как вы можете! Он всегда в первых рядах. Но в последних сражениях он, уступая требованиям своих рыцарей, сражался хоть и в первых рядах, но как простой рыцарь…

- Разумно, - согласился я. - Сразу двух зайцев! И выказывает себя демократом, и прячется от усиленного внимания противника.

Макс нерешительно кивнул, еще не поняв, похвалил я графа Уилбура или окунул мордой в грязь. Подошли барон Альбрехт и сэр Растер, последний сразу сказал важно:

- Вот-вот. Поле брани - не турнир, граф всегда получал столько ран, что почти никогда не принимал участие в победном пире.

- Понятно, - сказал я и, видя непонимающие лица, объяснил: - Существуют две стратегии ведения сражения. Западная - вождь идет впереди и первым начинает бой, а также восточная, когда вождь располагается далеко позади своих войск на высоком холме, откуда и руководит битвой.

Сэр Растер прогудел негодующе:

- Но как такое можно?

- Да, - поддержал Макс своего старшего наставника, на лице молодого рыцаря читалось искреннее отвращение, - что другие рыцари подумают?

- У этих гадов иное на уме, - пояснил я, - им важнее выиграть битву! Вы представляете? Не участвовать в сражении, а выиграть!… Уроды.

- Некрасиво, - сказал и Альбрехт. - Непристойно. Благородные рыцари так не поступают. Важнее всего участвовать и проявить чудеса отваги, храбрости и также мужества.

- Свиньи, - согласился я. - Ради победы идти на такое? Нет, европейцу это не понять. В восточной традиции вообще принято нападать без объявления войны, что вообще-то нам немыслимо. Я уж не говорю, что в единичных поединках вполне допустимо по их правилам бить в спину, бить ниже пояса, бить лежачего…

Макс вскрикнул негодующе:

- Сэр Ричард! Вы вообще немыслимые вещи рассказываете! Как человек может пасть так низко?

- Вы еще о Фрейде не слыхали, - заверил я зловеще. - И о восточных единоборствах… Вот уж падение ниже некуда! Ладно, вернемся к нашим баранам. Итак, граф Уилбур, хоть и европеец, но одной ногой в Азии, как Дмитрий Донской, что поступил тоже наполовину по-европейски, наполовину по-азиатски… Ищите его тело вон в том лесочке! Увидите груду свежесрубленных веток - проверьте, что под ними.