Тисато Абэ - Ворону не к лицу кимоно [litres]

– Сиратама…

Он произнес это имя так, будто не мог сдержать чувства, и все разом посмотрели на дочь Северного дома. Сиратама застыла с широко раскрытыми глазами и ртом.

– Ка… – Наверное, ее голос, слабый, как дыхание, дошел только до слуха мужчины. – Кадзуми?

– Сиратама!

Не в силах больше терпеть, мужчина бросился к застывшей, как столб, Сиратаме и заключил ее в объятия. Он рыдал, а она гладила его по спине все с тем же растерянным взглядом, и вдруг из ее глаз капнула слезинка.

– Прости, что доставил тебе столько беспокойства. Но молодой господин изволил защитить меня…

– Кадзуми. Кадзуми, Кадзуми, Кадзуми! – повторяла Сиратама раз за разом. – Не может быть. Это не сон? Это правда ты?

– Да, да, это я, – кивал мужчина по имени Кадзуми.

Пока все, остолбенев, наблюдали за происходящим, Хамаю подошла к молодому господину и прошептала:

– Сиратама действительно беременна?

– Нет. Она ведь не делала того, от чего мог бы появиться ребенок, – спокойно ответил молодой господин. – Но она так металась, я и решил, что самое время напоследок чуть-чуть на нее надавить.

– Я так и подумала.

Хамаю, больше ни слова не сказав, отошла. Все остальные ничего не поняли. Особенно Тя-но-хана: она выпучила глаза так, что те чуть не выскакивали из глазниц, и с глупым лицом наблюдала, как ее госпожа обнимается с юношей из воронов-простолюдинов.

– Это… Что все это значит?! – зашептались придворные дамы, и молодой господин, бросив на них взгляд, беззвучно встал.

– Госпожа из Весеннего павильона!

При звуках его голоса все дамы мигом умолкли.

– Вы позволите?

После недолгого молчания занавес поспешно подняли. Асэби, растерявшаяся от происходивших событий, не сразу поняла, что означает это обращение, и недоуменно хлопала глазами.

– Да?

– Госпожа, идите к нему! – с напряженным лицом сказала поднявшая занавес Укоги.

Молодой господин встретился взглядом с оторопевшей Асэби, кивнул и указал:

– Выйдем в сад. Я давно хотел с тобой побеседовать.

Он повернулся к Асэби спиной и направился в сад, а Укоги, не говоря ни слова, заставила девушку встать. Под ее серьезным взглядом Асэби, сдерживая бьющееся в груди сердце, последовала за молодым господином.

– Вы хотели побеседовать?

Уже наступали сумерки. Темнеющее небо окрасилось в светлый пурпур, дул прохладный весенний ветер. Молодой господин, глядя на падающие с деревьев, кружащиеся под порывами ветра лепестки сакуры, не ответил на вопрос Асэби, но задумчиво заговорил:

– Ты хотела стать госпожой Cакурой?

– Что? – наклонив голову, переспросила Асэби.

Но молодой господин, все так же не глядя на нее, медленно повторил:

– Тебя ведь растили не для того, чтобы представить ко двору, верно? Значит, твои намерения наверняка не такие, как у других девушек. Мало того, я угрюм и нелюдим, и ясно, что быть моей женой – значит столкнуться с неимоверными трудностями. Тебе придется жить во дворце, где только в этот раз погибло столько людей. Даже Масухо-но-сусуки, которая, кажется, должна быть готова к такому, не выдержала. А как ты? Все еще хочешь стать моей женой?

Асэби изучала молодого господина, который все так же не смотрел на нее. Хриплым голосом она начала:

– Для меня не выдержать дни с вами – невообразимая вещь. Наоборот, я думаю, что бы ни случилось, я не смогу вас оставить. Вы, возможно, презираете меня, но я… – Она глубоко вздохнула и произнесла слова, которые до сих пор столько раз говорила про себя. – Я желаю стать вашей женой.

Молодой господин некоторое время не двигался. Он смотрел вверх, на сакуру. Будто бы усвоив витавшие в воздухе слова Асэби, он вздохнул.

– Так, значит? «Что бы ни случилось», значит? Асэби! – Молодой господин вдруг заговорил резко. – Значит, поэтому?

– Что?

– Поэтому так вышло? – Молодой господин обернулся, и в его глазах светилось до сих пор невиданное там чувство – чистый гнев. – По-этому ты сумела отправить Самомо на смерть?

– Но… Почему у вас такое страшное лицо? – Асэби с искренним недоумением наклонила голову.

Молодой господин вынул из-за пазухи несколько листов бумаги.

– Знаешь, что это?

От листков с узором из лепестков сакуры исходил сладкий запах. Наверное, они впитали запах благовоний от курильницы. На листах без изъяна были написаны знаки – плавные линии без углов, ровно той толщины, которой нужно.

Это письма. И почерк ей, конечно же, знаком…

– Да. – Асэби, покраснев, кивнула. – Это письма, которые я отправляла вам. Я рада, что вы их прочитали.

Щеки ее стали пунцовыми, она таяла от счастья.

Молодой господин, не отрываясь, смотрел на Асэби.

Перед ним стояла славная, милая, невинная, как дитя, чрезвычайно красивая девушка.

– Да. Это ответ на мое письмо с извинениями за то, что я не смог посетить праздник Танго, – серьезно сказал молодой господин, и Асэби легонько кивнула.

– Да, я помню. Это ведь первое письмо, которое я получила от вас.

– Но я был уверен, что отправил письма претенденткам из всех четырех павильонов. Однако, как ни странно, ответ пришел только от тебя. Знаешь почему?

В равнодушном голосе молодого господина не слышно было никаких чувств. В ответных словах Асэби тоже нельзя было распознать никаких эмоций:

– Потому что госпожа Фудзинами оставила остальные три письма у себя… Так?

– И я спрашиваю тебя: как давно ты об этом знаешь?

Его голос вдруг снова обрел резкость, и Асэби удивленно посмотрела на него.

– Я не совсем понимаю, что вы… – хотела спросить она, словно беспокоясь о молодом господине, чье лицо приняло непонятное выражение.

– Не говори мне, что ты не знала о действиях Фудзинами. Она ведь ради тебя забирала эти послания.

– Подождите!

В саду, где не должны были находиться посторонние, раздался чей-то голос – это прибежала бледная Укоги.

Молодой господин обратил на нарушительницу недовольный взгляд:

– Чего мне ждать? Твоя госпожа знала, что ни одно мое письмо не дошло до Сиратамы и Масухо-но-сусуки. При этом она не могла не заметить странности в том, что это были не личные послания, а извинения по поводу невозможности присутствовать на церемонии.

– Да что вы! – Асэби, дрожа, с изумлением смотрела на Укоги.

Та встретила взгляд госпожи и с решительным лицом выступила вперед.

– Послания передавала сама госпожа Фудзинами, ничего подозрительного в этом не было. Это послания от молодого господина к госпоже Асэби, которая страдала от того, что он не смог прийти. Что здесь странного? Я не понимаю! – Укоги говорила таким тоном, будто искала ссоры.

Молодой господин фыркнул:

– Такая опытная дама-нёбо, как ты, должна была сообразить, что делает Фудзинами. Будь все наоборот, ты первая набросилась бы на нее с воплями: «Ах, хитрюга, задумала всех обскакать!»