Наталья Владимирова - Сердце академии магии [litres]

Я покачала головой и продолжила подниматься по лестнице, а девчонки, не сбавляя громкости, принялись обсуждать некоторых трусишек, не смеющих без личного разрешения ректора и шагу ступить. Впрочем, цели их разговоры не достигли. Не ощущала я обиды или чувства оскорбления. Во мне в тот момент жила уверенность в правильности поступка.

За обедом и ужином я наблюдала, как иномиряне собирались кучками, обсуждали будущую вылазку в кабак и дружно предвкушали приятный вечер. С одной стороны, меня радовали попаданцы, которые наконец начали сплачиваться благодаря вынужденной каникулярной изоляции. С другой – чувствовала тревожность из-за подозрений, что в организации попойки замешана Крыса с дурными намерениями.

Предупреждать народ не было смысла. Скорее всего, мне бы просто не поверили. Кроме того, правила знали все и нарушать их собирались сознательно. Так повинна ли Крыса в разжигании соблазна? Или, как сказала стряпуха, следует включать хоть иногда и свою голову?

Однако все сомнения, как следует поступить, рассеялись, стоило войти в комнату и обнаружить на столе кулек с гостинцами и треугольный конверт плотной желтоватой бумаги. «Попаданке Даше, аховой магине» – гласила надпись на письме. А внутри – всего несколько слов, нацарапанных корявым детским почерком: «Беда! Ты нужна нам. Помоги! Ждем в «Подкове».

Это точно кто-то из деревни Ахово – больше меня никто так не называл. Да и засахаренные фрукты с орешками могли передать только аховцы – других знакомцев у меня на Гзоне нет. Что же у них произошло? Судя по письму, им срочно требовалась помощь.

Я-то понимала, что толку от меня ноль, но тому, кто просит о встрече, важно мое присутствие. Поэтому пойти необходимо, несмотря на бесполезность затеи. Даже с риском подставиться.

Хорошо, что мне известно про готовящуюся ловушку для студентов. Плохо, что более конкретная информация, увы, недоступна.

Кажется, как раз о «Подкове» говорили Молли и Мила, собираясь встретиться сегодня вечером с парнями? Я бросилась к девчонкам, звавшим меня с собой. Крыса и предостережения друзей вылетели из головы, уступив место тревоге за аховцев.

На мое счастье, подружки до сих пор прихорашивались у зеркала, взахлеб обсуждая внешние достоинства студентов, пригласивших обеих в кабак.

– Я передумала! – задыхаясь, сообщила прямо с порога.

Первокурсницы завизжали от радости. Как выяснилось, женский пол проявил больше осторожности, нежели мужской, и пойти на встречу, кроме меня, не согласилась ни одна попаданка.

– Ты молодец! – восклицали девчонки и хлопали в ладоши. – Не пожалеешь! Мы только туда и обратно. Надолго не задержимся.

Из замка вышли беспрепятственно. Никому не было дела до трех девиц, с оглядкой выскользнувших за ворота. Кабак с вывеской в виде огромной подковы тоже нашелся на удивление быстро. Единственной неприятностью оказалась погода – зима вступила в свои права. Мороз беспощадно щипал за щеки и нос, а колючий ветер со снегом сшибал с ног. Если бы не письмо с призывом о помощи, ни за что не покинула бы замок в такую вьюгу.

Внутри кабака нас ждали. Парни заняли несколько столиков, сдвинув вместе, и, завидев нас, радостно замахали руками. Жар помещения позволил быстро отогреться и прийти в себя, а аппетитные запахи подняли настроение. Я почувствовала себя увереннее.

Компания подобралась на редкость приятная. Ребята без умолку болтали, весело шутили и щедро угощали не только выпивкой, но хорошей закуской. Молли и Мила стреляли глазками и флиртовали со всеми подряд. За столом царила атмосфера беззаботности и наслаждения жизнью. Одна я сидела как на иголках, постоянно высматривая в новых посетителях кабака знакомых из деревни Ахово.

Увлеклась ожиданием настолько, что, ощутив на плече огромную ладонь Вельса, подскочила от неожиданности.

– Ты к кому, чернь, пристаешь! – тут же среагировали парни за нашим столом. – А ну, пошел вон!

– Все нормально, ребят, это мой знакомый. Я отойду ненадолго, хорошо? – затараторила я, боясь, что недоразумение перерастет в драку со вспыльчивым Вельсом.

Но качок меня удивил: на студентов даже не глянул – обхватил меня за плечи и отвел в закрытый ширмой закуток.

Глаза с трудом привыкали к полумраку – то ли из экономии, то ли по причине отсутствия острой необходимости, но ни свечей, ни светляков здесь не было. Вельс усадил меня за маленький столик и указал пальцем в угол. Только тогда я смогла разглядеть сидящую рядом женщину. Замотанная в серые ткани, она почти сливалась со стеной из потемневшей от времени древесины. Лишь неестественно белое лицо да горящие на нем лихорадочным блеском глаза выдавали живое существо.

– Даша! Ты пришла. Это… Я так рад. Так боялся, что забыла про нас. Что стала важной магиней и тебе уже нет до нас никакого дела… – Голос Вельса подозрительно срывался и сипел, будто парень был готов вот-вот расплакаться.

– Что-то случилось? – не стала я тратить время на вежливые заверения в вечной дружбе. – Мне нельзя надолго отлучаться из академии. Если честно, то первокурсникам вообще запрещено выходить за ворота. Поэтому выкладывай. Что я могу для тебя сделать?

– Не для меня. Для нее. – Вельс снова ткнул пальцем в угол, где сидела женщина. – Это Ханна, троюродная сестра. Тут такое дело… Замуж она вышла в соседнюю деревню. Но ейного мужа любила другая бабенка. Та, значит, купила проклятие для Ханны, но вроде как ненастоящее, на Ханну не подействовало. Ведьма обманула, так все подумали. Но они ошиблись. Муж умер, Ханна вернулась тяжелой в дом отца. А когда рожать, так проклятие это и сработало. Сначала на Ханне. Опосля на ребеночка перекинулось.

Женщина распахнула свои просторные одежды и протянула мне маленький сверток. Гораздо меньше, чем бывают обычные младенцы.

– Родили раньше срока? – догадалась я.

Женщина заплакала, а Вельс погладил сестру по голове и утешил:

– Ты, это, не реви, поможет наша ахова магиня. Вишь, как сразу догадалась.

– Но почему вы принесли ребенка ко мне? А не к травнице или к настоящему магу? – испугалась я ответственности за жизнь маленького человечка.

– Ты ж Юньку нашу спасла!

– Но там была обычная простуда…

– Не обычная, а безнадежная.

Женщина вдруг бухнулась на колени и всучила мне в руки сверток:

– Спаси мою дочку! Одна отрада в этом мире осталась, после смерти мужа и самой-то жить не хочется! Заклинаю всеми богами! Спаси! Навек твоей рабой стану!

Чтобы не смотреть на помешавшуюся от горя мать, я перевела взгляд на сверток. Ребенок не шевелился и не подавал признаков жизни. Я осторожно приподняла уголок ткани над сморщенным синюшным личиком. Казалось, младенец даже не дышал.

– Как вы определили, что на девочке проклятие? – спросила, чтобы хоть что-то сказать, внезапно охрипшим голосом.