Джефф Вандермеер - Сдвинутая пересказка

Петунья, наконец, протерла глаза и уставилась на лягушку. Ее полное лицо, только что сморщенное от крайнего огорчения и досады (что вовсе не украшало принцессу) вдруг приобрело выражение какой-то когтистой жадности.

— А-а, — проговорила она, — так ты лягу-у-у-шка…

Улыбка озарила ее лицо. Она облизнулась и жадно потерла руки.

Прыгквак несколько приободрился, увидев первые признаки нормального поведения. И так как Петунья не назвала его ушком, муравьедом или сборщиком налогов, у него были все основания полагать, что падение не повлияло на ее рассудок.

— Вы ведь любите лягушек, принцесса, не правда ли? — обратился он к Петунье. Глаза у принцессы заблестели, а пухлые щеки (не говоря уже о желеобразной груди) задрожали от гастрономического вожделения.

— Да, безусловно, — начала пространно объяснять принцесса. — Я очень люблю лягушек. Вы непременно должны прибыть ко мне на ужин, господин… у-у-у… господин?

— Прыгквак.

Итак было назначено время ужина — в половине восьмого. При этом подразумевалось, что господин Прыгквак, следуя моде того времени, немного опоздает, и Петунья, собрав все свое достоинство (а заодно и фундамент), поднялась колыхая намокшими юбками, и покинула место действия, чтобы принять теплую ванну, затем — изрядную порцию разнообразных закусок.

Прыгквак тем временем навел порядок в своем лимонадном киоске и разложил сушиться свои философские брошюры. Какой чепухи только ни было в этих брошюрах! «Целые апельсины гораздо предпочтительнее отдельных долек» и тому подобные глубокомысленные изречения…

— Клик-клак, — клацал на кухне нож Повара. Свини Тодди получил свое имя от матери, которая мечтала о том, что ее сын принесет пользу в столь важной сфере человеческой деятельности, как изготовление пирогов с мясом. Однако Свини оказался слишком застенчив для дела, требующего изрядной грубости и толстокожести.

Поэтому Свини работал простым поваром на кухне у принцессы Петуньи, и о его безоблачном детстве напоминала лишь лаконичная наколка на волосатой руке: «Мама». Из всех блюд, которые больше всего любил готовить Свини, лягушачьи лапки в два счета одерживали победу над любым другим деликатесом. При одном упоминании о лягушачьих лапках его налитые кровью глаза расширялись как минимум сантиметра на полтора (хотя, ясное дело, никому в голову не приходило измерять его глазное отверстие). У Свини начинали трястись его короткие толстые руки и короткие ноги, и он уже воображал себе, что можно из них приготовить: «Лягушка… Может быть, печено-варено-копченая лягушка? Или жареная лягушка фрикасе? Лягушка на углях? Сырая лягушка по-японски?» В такие минуты его мать, в свое время игравшая в местной команде звезд в лечебный мяч (тогда для этого еще использовались булыжники), могла бы им по праву гордиться.

Можно вообразить, как бы она вокруг него кудахтала: «Свини, мой мальчик…» не будь она давно на мемориальном кладбище игроков в лечебный мяч, да к тому же вся в гипсе, ибо она была невелика ростом, а лечебный мяч, напротив, очень большой, — с законом инерции и неравных сил не поспоришь. «Экий ты у меня крепыш…» (наверное, некоторые из вас — самые любопытные и внимательные — сейчас удивляются: откуда могли взяться все эти лягушки, если, как было сказано, в Попландии была всего одна-единственная лягушка, то есть Прыгквак. Что ж, их привозили из соседнего королевства под названием Фрик, где лягушки фривольно фланировали франтоватыми фалангами и при этом не умели говорить. Почему?

На этот счет имеется теория, которую предложили три выдающиеся мыслителя той эпохи — бармен, трубочист и профессиональный Идиот, и которая гласит, что чем больше число лягушек в королевстве, тем ниже интеллект каждой отдельно взятой лягушки. Своего рода потолок умственных способностей. Эти лягушки, которых коварно заманивал в свои сети злой охотник по имени Банк Клифтон… Впрочем, это уже совсем другая история, которую можно издавать отдельной книгой, к тому же за шестизначную сумму гонорара).

Итак, Свини занимался тем, что отрубал по просьбе Питерполя головы курицам, когда на кухне появилась Петунья. Она напевала: «Лягушачьи лапки на ужин! Такой ужин мне очень нужен! Я люблю лягушатинку, есть ее так приятно, я всем сердцем люблю лягушат!»

Петунья считала себя своего рода поэтом (временами изрядно ей докучавшим).

Как бы то ни было, пример принцессы оказался заразителен, и Свини немедленно замурлыкал единственную песню, которую знал: «На столе сегодня лапки! Лапки! Никаких гвоздей! Лягушачьи-шачьи лапки лапок всех иных вкусней!»

Порой Свини мог так петь часами, и тогда горожанам приходилось давать ему успокоительного, чтобы не слышать больше пронзительного голоса. В результате у повара стало не все в порядке с головой, и он мог перепутать соль с сахаром. Следует отметить, что иногда ему также мерещилось лицо его матушки, причем в самых неподходящих местах: то в дырке от бублика, то посреди круглого бисквита. «Мам, ты чего это тут делаешь?» — спрашивал он в таких случаях. «Да так, отдыхаю, — отвечала ему матушка. — Вот только, по мне, лучше бы занимался мясными пирогами».

Однако при слове «лягушка» мозги повара в момент прочистились, и на него снизошел благоговейный покой. Сконцентрировав все свои душевные силы на предстоящем крестовом походе (приготовить лягушку лучше, чем прежде), Свини по рассеянности выбросил отрубленные куриные головы в мусорное ведро. Несколькими минутами позже, когда повар отлучился по какому-то спешному делу, в кухне раздался гулкий голос:

— Не выбрасывай куриные головы, — простонал он.

Оказавшись в роскошном банкетном зале за накрытым к торжественному ужину столом, Прыгквак по достоинству оценил старания придворного повара. Нужно заметить, что банкетный зал был оформлен по проекту художника-сюрреалиста, поэтому окна зала постепенно переходили в кресла, а разложенные вокруг книжки были накрепко приклеены к столам. Лежавшие на столе приборы включали салфетку, нож какой-то зловещей формы и вилку с тремя зубцами. «Интересно, как это я буду всем этим пользоваться», — подумал Прыгквак, взглянув на свои перепончатые лапки.

Еще большее беспокойство вызвало у него стоявшее в центре стола блюдо с огромным пустым местом посередине, по краям которого были живописно разложены горки тертой моркови, петрушки, зеленого салата и сардин. «Может быть, это место приготовили для горячего филе из мух», — подумал Прыгквак, однако, честно говоря, ему это представлялось маловероятным.

За столом прямо напротив него сидела принцесса Петунья. Было видно, что она страшно довольна собой. Можно сказать, самодовольна. Стоявший рядом с принцессой в испачканном кровью фартуке Свини осклабился на Прыгквака, обнажив большие желтые клыки. Он облизывался и пускал слюни, мечтая о том, как он приготовит свое любимое блюдо: «Мариновать в белом вине… от двух до четырех часов… нафаршировать и поставить в духовку… на средний огонь…»