Олег Мир - Колдун

— Не ори на бабушку, — зарычала она, — я для тебя…

— Не ври, для себя ты это делал, для себя, сказки больше мне не рассказывай, вырос уже. А твоя подстилка Маринка, — я едва удержался, чтобы не сплюнуть.

— А тут, что не так? — бабка вскочила, уперев руки в бока, — хорошая девочка, ты сам все испортил своими придирками.

— Так и жила бы ты с ней сама, — я стал задыхаться от злобы.

Марина была моей первой женой. Когда мне было лет двадцать, бабка сосватала. И поначалу все развивалось хорошо, но стоило начать строить общий быт, как я столкнулся с умелой манипуляцией и диктатурой. Вырваться я сумел из этого ада только спустя два года, по дедовскому способу, наплевав на все и вся набил морду жене и теще разом. Когда они пришли качать права, сделал это еще раз. Да меня почти поставили на учет в милицию, и еще долго срамили соседи, но мне плевать я был свободен. И я твердо верю если бы не столь радикальные меры, быть мне до сего дня под хомутом. Сейчас мой финт ушами бы не прошли, Маринка точно бы упекла меня в тюрягу за насилие над личностью. Как я позже узнал, Маринке не было двадцати лет, на которые она выглядела, а далеко за сорок. А бабка тогда посуетилась, помогая внучку. Пристроила, так сказать в надежные руки.

— Успокойся, — приказным тоном заговорила бабушка.

— Ну, уже нет. Ведьмы — это отдельная порода баб, вы же считаете себя умнее всех и то, что все вам должны, а ваши выходки просто обязаны прощать, только потому, что вы такие не посредственно очаровательные бунтарки, и так далее. Эгоистки, заносчивые самовлюблённые эгоистки.

— А мы действительно умнее, ибо видели и знаем многое. И должны нам многие, ибо спасаем мы больше, чем эти доктаришки. А то, что вредные так это не наша вина, характер такой, нужно ведь бедным женщинам как-то разряжаться.

— То-то после твоей разрядки, пол деревни друг друга на ножи взяли, а потом и вовсе пожарище устроили, — вспомнил я эпизод из детства.

— А не тебе меня судить, — взвилась старая ведьма.

— Не мне, как и не тебе решать, что лучше для меня.

Я ушел в комнату, по-детски хлопнув дверью на прощание. Подобные разговоры у нас случались с периодичностью раз в полгода. То бишь почти каждый раз, когда я приезжал. Проходил он по-разному, но всегда в одном русле и с одним итогом, мы обижались друг на друга. Но, не смотря на все обиды, я бабушку любил, и тут уже ничего не попишешь. Может когда-нибудь я повзрослею и прощу ее.

Завалился на кровать, прикрыв ладонью глаза, стараясь абстрагироваться от окружающего мира. Выходило плохо, мысли закручивались в тугой клубок, грозя обрушиться с горы злости лавиной ярости.

Я резко сел на кровать. Надо прогуляться, иначе я себя снова загоню в тяжёлую меланхолию. Нашел старый брючный ремень, перекинул через голову, положил гипс на кожаную полоску, затем надел куртку. Прихватил лечебные снадобья, надо соблюдать режим, а то я и так пропустил изрядно. Мельком глянул в окно ага, как обычно, намечается дождь. Вышел на кухню, после секундной заминки надел сапоги, и схватил кожаную кепку с вешалки, вышел на свежий воздух. Встал посередине асфальтной дороги прикидывая, куда податься: направо или налево, что там, что там ничего примечательного не было. В итоге повернул налево как любой уважающий себя мужик. Ведь если на душе хреново надо идти налево там всегда весело и беззаботно.

Из головы никак не выходили бабкины слова о невозможность существования колдунов с обычными людьми. Неожиданно из всей этой каши вынырнули детские воспоминания и образы родителей, я редко про них вспоминаю. Помню их смутно: отцовские очки, мамина улыбка запах шоколада, не вкус и именно запах. Мне было лет пять, когда они уехали поднимать целину, или строить БАМ, я уже и не помню. Помню, что они уехали, как только у меня проявились задатки к колдовству. Что и неудивительно, они были ярыми сторонниками научного атеизма, и отвергали все, что не вписывалось в привычную трактовку коммунистического мира. Если с бабкой они еще как-то мирились, считая ее пережитком древности, но мысль, что сын не такой, было выше их сил. По крайней мере именно так их оправдывала бабушка. Они приезжали редко раз в полгода или даже реже, всегда веселые и полные всяческих историй. Именно тогда я был абсолютно счастлив. А потом они снова уезжали, не давая мне пояснений, почему не берут с собой. И это каждый раз была трагедия, для маленького меня. До самого их последнего визита, я так и не смог свыкнуться с мыслью, что они меня бросают. А потом пришла короткая телеграмма мол, погибли после взрыва на заводе, похоронены на месте. Заработанные деньги пришли месяцем позже. Они так и лежат у бабушки в этажерке все до последней копейки. Так что воспоминания о моих родителях разделены на две части, светлая, где они рядом и черная, когда они уезжают. Ведь мой отец родился в простой семье, да и с бабкой у него отношения были напряжёнными…

— Серый ты что ли? — зычный голос вырвал меня из плена воспоминаний.

Я резко остановился, хоть и звали не меня, нашел взглядом орущего и с прищуром посмотрел на широко улыбающегося мужика лет так за пятьдесят, с явными следами алкогольной зависимости.

— Здорова Серый, — он чуть шатающейся походкой подошел ко мне, еще издалека протягивая руку.

Ладонь оказалась широкой и крепкой, словно сделанная из дуба, он аккуратно стиснул мои пальцы, смотря в глаза.

— Я Женя, — расцепив рукопожатия, сказал я.

— Да ладно, — искренне удивился он, — а выглядишь как вылитый Серега. А ты тогда чьих будешь?

— Племянник Антонины Петровны.

Мужик быстро заморгал, сведя брови к переносице, явно силясь что-то вспомнить. Затем неуверенно словно боясь, что его сочтут идиотом, проговорил.

— У нее внук был, тоже Женькой звали. Только ему лет пятьдесят должно быть. Получается, что совпадение?

— Получаться так, — легко согласился я.

В деревне прошло часть моего детства, и не мудрено, что я натолкнулся на знакомого из прошлого. Колдуны плохо стареют в отличие от обычных людей.

— Как он там?

— Помер лет так пять назад, — не пойми с чего соврал я.

— Эх, — собеседник явно расстроился, — хороший парень был, мы помниться у Харлаша коня увели, чисто покататься, так это хрыч ментам нажаловался. А Женька тогда все на себя взял, пороли его тогда нещадно.

Данный эпизод из своего прошлого я помнил хорошо, так сказать первое наглядный пример: преступление и наказание. Тогда мне досталось без всяких скидок на малолетство, дело одной поркой не обошлось. Полгода был лишен всего и вся. Только работа, только учеба. И вместе с этим я сразу вспомнил Федьку, всегда наголо бритого мальчишку, (его мать, таким образом, боролась со вшами), не сказать, что мы были друзьями так приятели по шалостям. В деревни все со всеми играют и дружат, маленькая территория тут не до избирательности. Отчего-то захотелось сказать да это я Женек Внучек, так меня в детстве прозвали местные пацаны. Но сдержался. Ведь выгляжу я на лет тридцать, дай бог, а он вон за полтинник уже. Не к чему лишние вопросы.