Вонда Макинтайр - Луна и солнце

— В монастыре мне и писать будет не о чем. Придется постричься в монахини и дать обет молчания.

— Вы никогда больше не увидите короля…

— Я и так… — Голос у мадам пресекся. — Я и так редко его вижу.

— А потом, ты должна найти мне принца, ты же обещала!

Лотта выпалила это с такой горячностью, что мадам невольно улыбнулась, вот только чуть грустно. Она протянула дочери руки; они с Лоттой снова обнялись.

— Должна, не стану спорить, — согласилась мадам. — Ведь свой долг перед вашим братом не выполнили ни я, ни его отец, ни его дядя-король, мы женили его неудачно, и теперь наше семейство породнилось с каким-то мерзким отродьем, мышиным пометом! Если бы только у Шартра было поменьше безумных мыслей и рискованных затей…

Мадам тяжело вздохнула.

— Мама, вы забываете…

— Что отец де ла Круа придерживается таких же взглядов, что и Шартр? Нет, не забыла, Лизелотта. Но, в отличие от Шартра, он может позволить себе проводить безумные опыты и рассуждать о натурфилософии.

Мадам опустилась на стул. Георгинчик Старший, цепляясь за ее платье, запрыгнул ей на колени; шумно дыша и пыхтя, противный песик тяжело плюхнулся на ее бархатную юбку и стал коготками царапать кружево корсажа. Мадам нежно его потрепала.

— Нельзя равнять простого иезуита и августейшего внука. Что его величество может милостиво позволить одному, непростительно другому.

— Мадам, но ваш сын так увлечен наукой, — вступилась за Шартра Мари-Жозеф. — Если запретить ему заниматься исследованиями, он будет бесконечно несчастен.

— А если разрешить, это может стоить ему жизни! Для вашего брата подозрения тоже могут кончиться опалой. Да и вы лучше берегитесь.

— О каких подозрениях вы говорите, мадам? — изумилась Мари-Жозеф. — Неужели Ива можно подозревать в каком-то низком поступке? Неужели можно подозревать в чем-то бесчестном Шартра? Мадам, он и добр, и умен, и исполнен всяческих достоинств.

— Мой супруг тоже добр, и умен, и исполнен всяческих достоинств, — возразила мадам, — хотя есть у него и недостатки и грехов за ним водится немало. Но его доброта и ум никому не помешали распускать сплетни, что он-де отравил Генриетту Английскую [6] Генриетта Английская , урожденная принцесса Генриетта Стюарт (1644–1670) — первая супруга Филиппа Орлеанского. По слухам, была отравлена им или его возлюбленным шевалье де Лорреном. Современные историки не подтверждают эту гипотезу. и что его надлежит сжечь на костре.

— Вздор, мама. Всем, кто знал первую мадам, известно, что она умерла от истощения. Она зачахла от несчастной любви к…

— Ах, замолчи, откуда тебе знать, в ту пору твой отец только задумывался о втором браке…

— А вы пребывали в Пфальце с тетушкой Софией!

Мадам низко опустила голову, прижавшись лбом к шелковой золотистой шерсти Георгинчика Старшего. Георгинчик Младший, шумно дыша, не отрывая носа от пола, сновал у ее ног, безуспешно разыскивая своего товарища.

Мадам снова вздохнула:

— Как жаль, что я там не осталась!

Она целую минуту не отрываясь глядела на Лотту. Постепенно она задышала размереннее и совсем успокоилась, удержавшись от слез. Мари-Жозеф стало нестерпимо жаль мадам, которая так скучала по дому.

— Я найду тебе принца, Лизелотта, — пообещала мадам. — Мой долг — найти его, а твой — выйти за него. Надеюсь, в день свадьбы ты не будешь меня ненавидеть. Надеюсь, ты будешь счастливее меня.

— Мама, не тревожьтесь по поводу дня моего бракосочетания. Клянусь вам, вы будете мною гордиться. Но постойте, как же нам вас причесать?

— Дай мне ленту, я сейчас подвяжу волосы, — решила мадам, критическим взглядом окидывая Лоттин фонтанж. — У тебя их столько, что можешь одну мне пожертвовать. А на меня никто и не посмотрит, что за беда, если я не сделаю пышной прически.

— Мари-Жозеф, пожалуйста, помогите маме.

— Я могу лишь призвать на помощь Оделетт, мадемуазель.

Она вывела Оделетт вперед и держала коробочки со шпильками и лентами, пока Оделетт колдовала над волосами мадам. Лотта присоединилась к ним, с восторгом взяв на себя роль помощницы камеристки.

— Мама, улыбнитесь, прошу! — взмолилась Лотта. — Вы выглядите великолепно. Не прикажете ли подать шоколада с пирожными, ведь нам предстоит поститься до самого вечера?

— Мне нельзя улыбаться, потому что зубы у меня безобразные, и нельзя есть пирожные, потому что я и так толстая, — возразила мадам. — Но чтобы угодить вам, я сделаю и то и другое.

Оделетт как раз заканчивала убирать волосы мадам, когда, в сверкающих бриллиантах и блестящих шелковистых париках, словно три павлина, в покои мадам с шумом вторглись месье, Лоррен и Шартр. Откуда ни возьмись явились слуги с блюдами пирожных, фруктов и вином.

Мадам механически, будто заведенная кукла, тотчас встала со стула и сделала супругу реверанс. Месье ответил на ее приветствие по всем правилам этикета.

— Я привел вам своего парикмахера, мадам.

Месье пригладил локон пышного черного парика и отпил глоток вина из серебряного кубка.

— Позвольте ему…

— Меня и так уж измучили, — возразила мадам, махнув парикмахеру, чтобы он их оставил.

Лоррен и Шартр, потягивая вино, с удовольствием и явным злорадством наблюдали эту сцену. Разочарованный парикмахер с поклонами удалился.

— У вас новый парикмахер? — спросил месье. — Волосы убраны изящно, я бы сказал, очень изящно. Вот если бы еще добавить пару оборок…

— Нет, благодарю вас, месье. Я слишком стара, чтобы носить фонтанж. Уж лучше я буду убирать волосы просто. Такую простоту предпочитает ныне и ваш брат-король.

Месье и Лоррен переглянулись; даже Мари-Жозеф знала, что в юности король вел себя куда свободнее и обожал красавиц, следовавших всем капризам моды.

— Кто вас причесал? — спросил месье у дочери. — Просто очаровательно!

— Мадемуазель де ла Круа, папа, — ответила Лотта. — Мне так посчастливилось, что она моя фрейлина, а ведь подумать только, она могла навеки похоронить себя в Сен-Сире!

— Это всецело заслуга Оделетт! — запротестовала Мари-Жозеф.

Оделетт робко присела в реверансе. Месье поискал по карманам и, не найдя ничего, кроме крошек, отколол со своего жилета брошь с бриллиантом и протянул ее Оделетт.

— А где же отец де ла Круа? — осведомилась мадам. — Он обещал ненадолго отвлечься от своих исследований и поведать нам о путешествии.

— Он будет здесь с минуту на минуту, мадам.

— Если он опоздает, мадемуазель де ла Круа, — вставил Шартр, — я буду счастлив сопровождать вас.

— Если уж ваша супруга не удостаивает своим сиятельным появлением мои покои, — отрезала мадам, — то вы будете сопровождать сестру.

— Ах, мадам, — откликнулся Лоррен, — мадемуазель де Блуа боится, что из ваших покоев ее выметут вместе с мышиным пометом.