Вонда Макинтайр - Луна и солнце

Пропев короткую музыкальную фразу, словно разразившись одной яростной вспышкой, русалка бегло обрисовала всю свою жизнь. Вот она ловит рыбу, вот плавает меж разноцветными коралловыми рифами тропических морей. Вот она на Севере резвится среди айсбергов, уходящих вершинами в глубину. Вот она измеряет морские бездны и пропасти, издавая особый звук. Вот она играет с детьми своего клана. Вот она плавает меж щупальцами гигантского ручного осьминога вместе со своим другом-водяным, ныне распростертым со вскрытой грудной клеткой на секционном столе. Вот она и ее друг предаются любви — греховной любви ради наслаждения, а не ради продолжения рода — в сиянии, исходящем от пятнистой искрящейся кожи осьминога. Когда русалке грозит серьезная опасность, она опускается в глубины океана, куда не проникает луч света, и почти перестает дышать. И всегда, повсюду с нею прикосновения и песни других русалок и водяных.

«Я думала только о том, что тебе страшно, — прошептала Мари-Жозеф, — но мне ни разу не приходило в голову, что тебе может быть очень, очень скучно. И одиноко».

Она села, поставив мокрые ноги на помост вровень с водой, облокотившись на колени и подперев подбородок кулаками.

Толпа начала проявлять нетерпение:

— Пусть попрыгает! Пусть покричит и посмеется!

— Пропой свою историю еще раз, — шепотом попросила Мари-Жозеф русалку, — чтобы они тоже услышали.

Она встала и обратилась к зрителям:

— Русалка устала прыгать, но может поведать вам о себе.

Русалка запела, однако на сей раз об истории своего народа.

Удивленная, встревоженная, Мари-Жозеф стала описывать возникающие в ее сознании образы, тщетно подыскивая подходящие слова.

«Три тысячи четыреста лет тому назад люди моря впервые встретились с людьми суши».

Чарующий корабль под парусами, расписанными осьминогами и рыбами, плавно, словно альбатрос, вплыл в ее поле зрения. Морские люди взирали на него безбоязненно, с одним лишь любопытством. Прекрасные отроки и отроковицы, стройные, с ниспадающими на плечи локонами, сбрасывали подобие коротких, с широкими поясами юбок и бросались с корабля в волны, чтобы приблизиться к людям моря. Они резвились и пели вместе. Эти земные люди были не похожи ни на одно племя, которое доводилось видеть или о котором приходилось слышать Мари-Жозеф: необычные, темноглазые, несказанно прелестные, грациозные, как лани.

«Мы дарили им песни, они дарили нам сказания, — пела русалка, — которые нельзя отнять, можно лишь даровать. Мы встречались как друзья».

Морские люди сопровождали корабль к острову, золотому в мерцающем зное сапфирово-синего Средиземного моря. Корабль медленно и плавно вошел в гавань. На скале над гаванью раскинулся каменный дворец. Женщины, с обнаженной грудью, в юбках колокольчиком, с золотыми украшениями в волосах, возглавляли торжественную процессию, явившуюся к морю приветствовать новых друзей. Дети бросали в воду цветы, и русалки и водяные вплетали их в свои зеленые волосы.

«Морские люди вступили в столицу страны Атлантиды, — перевела Мари-Жозеф. — Нас везли на колесницах в ваннах, расписанных дельфинами и кальмарами. Люди моря и люди земли обменивались раковинами и цветами».

Внезапно тональность песни изменилась. Мелодия сделалась мрачной, в ней появились угрожающие нотки. Мари-Жозеф испуганно замолчала, когда мощнейшее извержение вулкана поколебало твердь и низвергло на остров раскаленный смерч. На голову жителей обрушился град расплавленных камней и ливень горящей золы. Завеса пепла накрыла колесницы морских людей.

Когда извержение закончилось, город был стерт с лица земли.

«Мы искали наших друзей, — пела русалка, — но не смогли найти их. Они все погибли. Наша дружба длилась недолго».

— Это все, — сказала Мари-Жозеф, оборвав пересказ на том, как русалки и водяные принимали цветы из рук жителей погибшей Атлантиды. Зрители захлопали.

Русалка зарычала и в гневе обдала ее фонтаном брызг, требуя объяснений.

— Как же я могла сказать им?..

«Ты всегда должна доводить рассказ до конца, — пропела русалка. — Дай мне слово, что больше не будешь так делать, а не то я умолкну навеки. Ты всегда должна доводить рассказ до конца».

— Хорошо, — сказала Мари-Жозеф. — Обещаю. Отныне я буду доводить до конца любое повествование.

— Пусть расскажет еще! — закричали зрители. — Еще, другую историю!

Сквозь толпу пробился слуга, спеша передать послание графу Люсьену. Граф прочитал его, а потом спустился на помост, остановившись между клеткой и теснящимися довольными зрителями. Хромота его почти прошла.

— Гости его величества! — обратился он к собравшимся. Граф говорил мягко, почти не повышая голос, но его было слышно даже в задних рядах. Зеваки умолкли, проникшись почтением к адъютанту короля. — На сегодня представление окончено, его величество просит вас покинуть шатер.

Не возражая и не сетуя, зрители потянулись к выходу. Мужчины кланялись графу Люсьену, женщины приседали в реверансе. Даже дети, восхищенные тем, что видят перед собой такого маленького, под стать себе, взрослого, стали кланяться и приседать, и граф Люсьен отвечал им с той же учтивостью, что и их родителям.

Русалка всплыла на поверхность, издала непристойный звук и выплюнула струю воды, а потом спросила у Мари-Жозеф, куда подевались все земные люди и как теперь прикажете ей развлекаться.

Мари-Жозеф перегнулась через верхнюю ступеньку.

— Граф Люсьен! Граф Люсьен, вы были правы, — призналась она. — Русалка действительно хочет поиграть и подразнить зрителей. Не стоило мне просить вас, чтобы вы их отослали.

— Я отослал их не ради вас, мадемуазель де ла Круа, — возразил граф Люсьен.

— Разумеется, вы не стали бы отсылать их по моей просьбе. — Ее охватила страшная усталость, и она без сил опустилась на нижнюю ступеньку. — Не знаю, как могло мне прийти такое в голову.

Мушкетеры опустили полог, и в шатре воцарилась тишина.

Граф Люсьен взобрался на бордюр фонтана:

— Вы хорошо себя чувствуете, мадемуазель де ла Круа?

— Да, сударь, — ответила она, однако не пошевелилась.

Граф Люсьен протянул ей фляжку. Она с благодарностью отпила терпкого кальвадоса.

К ней плавно и медленно подплыла русалка и замерла у ее ног, обхватив перепончатыми ладонями ее лодыжки. Осторожно потыкав острыми коготками, она обследовала ее туфли, чулки и пропела вопрос: что это за странную вторую кожу отрастили себе земные люди?

Алкоголь взбодрил Мари-Жозеф. Она скатала и спустила вниз чулки, чтобы русалка могла дотронуться до ее кожи. Плавательные перепонки русалки оказались гладкими и нежными, словно крепдешин. Она погладила Мари-Жозеф по ноге и пощупала ее туфлю. Она поцокала языком, приникнув лицом к ноге Мари-Жозеф и не открывая глаз. Потом ушла в глубину, увлекая под воду ступню Мари-Жозеф, чтобы как следует осмотреть ее голосом.