Сара Файн - Хаос

— Когда ты отпирал ту безопасную комнату, сразу после того, как нашёл нас, ты использовал отмычку. Где ты её взял?

Такеши криво усмехнулся.

— Украл у Кузнеца, — он вытащил её из кармана и поднял вверх. — Он управляет металлургическим заводом в восточной части города.

— Он Мазикин или человек? — спросила Анна, беря у него ключ и рассматривая его.

— Человек. Но он здесь уже очень давно. Он и его рабы-люди делают всё оружие для стражей-Мазикинов, — он бросил на меня осторожный взгляд. — Это он сделал стальные когти Королевы. И если мы хотим отпереть цепи Малачи, нам нужно получить ключ от него.

Я поднялась на ноги.

— Звучит неплохо, — сказала я, развлекая себя мыслями о том, чтобы окунуть этого Кузнеца лицом в чан с расплавленным металлом.

— Он продает свои товары на рынке к западу от завода. Нам нужно будет выкрасть его главный ключ, но он очень хорошо защищён. На данный момент самое лучшее, что мы можем сделать, это провести разведку и посмотреть, каковы наши шансы проскользнуть в святая святых.

— С ним нельзя торговаться? — спросила я.

Такеши покачал головой.

— Он не наш друг.

— Подожди, — сказала Анна. — Ты сказал, что все люди-рабы. Но этот парень управляет заводом и продаёт вещи?

Что-то холодное мелькнуло в глазах Такеши.

— Он их союзник, поэтому у него есть особые привилегии, пока он им подчиняется. То же самое касается Кожевника в западной части города, который отвечает за одежду всего города. У Кожевника и Кузнеца есть опыт, который был полезен Мазикиным, да и те с радостью согласились сотрудничать с этими существами, — он поднялся с пола одним плавным движением. — Они такие же враги, как и Мазикины.

— Но ты никогда не пытался остановить их? — спросила я. Когда он снова покачал головой, я продолжила: — Но ты же сам говорил, что доставлял им неприятности.

— Просто привычка. Ничего больше.

— Значит, ты просто выводишь их из себя, — огрызнулась я. — И на что ты делаешь ставку, что они выместят часть этого на Малачи?

— Малачи и сам доставил им достаточно хлопот, Лила. Насколько я помню, у него это очень хорошо получалось.

— Но неприятности, которые он причинял, всегда были направлены на то, чтобы помочь людям, которых он должен был защищать.

— Я здесь Страж, Лила? Кому я должен служить?

— Я...

Тёмные глаза Такеши вспыхнули внезапной яростью.

— Так меня здесь называют. Стражем . Меня уже много лет не называли по имени, вплоть до вчерашнего дня, когда услышал его из уст Анны, — он наклонился ближе ко мне, от него исходило напряжение. — Я был оставлен Судьёй после ста сорока лет службы у неё, как раз тогда, когда меня должны были отпустить в Элизиум. В отличие от того, что она, очевидно, сделала для Малачи, наша всемогущая Судья никого не посылала сюда, чтобы спасти меня. В течение десяти лет я был одним человеком среди миллиона рабов и миллиона плотоядных врагов, не имея абсолютно никаких средств, чтобы избежать этого ада, включая смерть.

— Так... — начала Анна.

— Нет, — он поднял руку, прерывая её, и посмотрел прямо мне в лицо. — Прости меня, если я не пытался изображать героя, — сказал он тихим голосом. — И я прощаю тебя за то, что ты делаешь выводы, ничего не зная обо мне и о том, что я пережил за последние полтора столетия.

— Тогда скажи мне, что я должна знать, — сказала я, игнорируя предостерегающий взгляд Анны.

Такеши откинулся назад и задрал рубашку, обнажив толстый диагональный шрам на животе.

— Судья не первая из моих хозяев, кто предал меня.

Я уставилась на ужасный шрам.

— Это сделал с тобой твой хозяин?

Он разразился лающим смехом.

— Нет, Лила, это моих рук дело. Там, откуда я родом, самоубийство иногда было единственной почётной смертью — гораздо менее позорной, чем признание поражения. Но со мной всё было иначе, — он прикрыл шрам рубашкой. — Я был воином и хорошо служил своему хозяину. Вкладывая все, что у меня было, с самого детства. Когда он приказывал мне убивать, я убивал, и у меня это очень хорошо получалось. Возможно, даже слишком хорошо. Когда он послал меня помочь другому господину защитить его земли от разбойников, я так и сделал. Но вместо того, чтобы быть благодарным, этот господин отвернулся от моего хозяина.

— Я так понимаю, твой хозяин не был снисходителен.

Такеши провёл рукой по животу.

— Всё было гораздо хуже. Когда я увидел, что этот соперничающий господин пытается уничтожить моего господина, я послал сообщение и получил в ответ приказ об убийстве. Я убил этого господина — разбойника, что позволило моему хозяину захватить его земли, — он склонил голову. — Я думал, он будет польщён. Но мёртвый господин был очень любим своим народом, и они восстали против своего нового господина. Они жаждали крови.

Он посмотрел на меня.

— Меня вызвали к моему хозяину. Перед всеми своими людьми и подданными своего мёртвого соперника он спросил меня, почему я так поспешно и несправедливо казнил господина. У меня был выбор: предать своего хозяина, признавшись, что он приказал убить его, или взять вину на себя, — он сжал кулаки. — Я сделал то, что требовала моя честь, и надеялся на помилование.

— Но ты его не получил, — мягко сказала я.

Он легонько коснулся живота ладонью.

— Сеппуку — это ритуал. Как только ты делаешь разрез, твой кайшакунин — твой помощник — прекращает твои страдания, отрезав тебе голову. Это быстро, — его голос был приглушён, а глаза остекленели. — Мой учитель сказал мне, что он будет моим кайшакунином . И я помню, как подумал: "я готов умереть за этого человека. Быть жертвой, которая умиротворит его новый народ". Я думал, что он делает мне честь, оказывая эту услугу, что это его последнее признание того, что я хорошо служил ему. Поэтому я встал перед ним на колени, вонзил нож себе в живот и вот так разрезал себе внутренности.

Он провёл пальцем поперёк шрама, от нижней левой стороны живота вверх по животу направо.

Анна вздрогнула и убрала его руку от тела. Он понаблюдал, как переплетаются их пальцы.

— Как ты думаешь, Лила, он оказал мне честь? — прошептал Такеши. — Как ты думаешь, он отплатил мне за верность, прекратив мою боль?

Я скрестила руки на груди и покачала головой.

— Он стоял надо мной с мечом в руке. Но он не довёл дело до конца. Вместо того чтобы прекратить мою боль, он наблюдал, как я страдаю. И это причиняло такую же боль, как и рана, сознание того, что он бросает меня, что я всего лишь инструмент, который можно выбросить, когда задача выполнена. Он позволил мне умереть вот так, у его ног. Он даже произнёс: "Милость слишком хороша для тебя", громко, чтобы все слышали. Чтобы укрепить их преданность, он обрушил позор на мою голову. Я умер, зная, что ничего не стою для него.