Кристина Юраш - Принц по ГОСТу [litres]

Где-то продавцы ювелирки, глядя на пустое место на витрине, оставшееся после купленного кольца, достали точно такое же и приделали табличку: «Хит продаж».

«…он не поверил ни единому слову».

Адекват – не наш формат!

«Он поднес ей кубок с ядом, заявив, что если она невиновна, то выпьет. А если виновна, то нет…»

Да здравствует наш суд! Самый гуманный суд в мире! Инквизиторы поставили точку в пособии по охоте на ведьм после слов: «Если утонет, то невиновна! А если всплывет, то тут два варианта – либо ведьма, либо как человек не очень!»

«Чтобы доказать любимому свою невиновность, красавица выпила яд. Испугавшись и убедившись, что она действительно невиновна, он достал противоядие, но было уже поздно. Один глоток решил и его судьбу!»

В этот момент Шекспир пожалел, что умер слишком рано. Сначала он расстроился, покачав головой, но потом с надеждой посмотрел на меня, мол, как насчет того, чтобы продолжить его великое дело по выбиванию скупой слезы среди впечатлительного населения?

На улице было холодно, поэтому я потрошила сумку. Но кроме пустых и полупустых склянок с пометками, ничего не обнаружила. Я уже час блуждала по лесу, чувствуя невероятную усталость.

– Открывай! – Я шмыгнула носом, пиная огромное дерево. Меня пробирала отчаянная зевота, поэтому я придумала место для ночлега. – Давай, не стесняйся! Чего скромничаем? Открывай дупло пошире! Сейчас в него полезет грязная и сонная белочка!

Дерево что-то не торопилось пускать меня в свою ранимую и трухлявую душу. Видимо, оно было избирательным. А может, ему разбили сердце. Но психиатр во мне не унимался, переключаясь на следующее деревце в надежде, что оно окажется более сговорчивым. Я чувствовала себя дятлом с сайта знакомств, критично присматривающего местечко для своего клювика. В принципе я была не таким уж притязательным дятлом, ежась от холода и шмыгая заложенным носом.

В итоге одно одинокое дерево согласилось открыть свой зев, я стала влезать, как вдруг кто-то внутри заорал дурным голосом: «А-а-а-а!» Что-то я не ожидала, что уютный номер тут же превратится в хостел для гастарбайтеров.

– А-а-а! – орал кто-то в темноте, пока я пыталась понять, кто у нас будущий солист хора имени меня. Подозрения сменились догадкой, но я слишком устала, чтобы радоваться и тем более быть вежливой. Я почувствовала себя акушером, с ноги выпихивая комок нервов, подвывавшего на зависть всем волкам в округе, а потом вылезла сама. Передо мной стоял грязный и чумазый представитель коронованных меньшинств, чью голубую кровь я уже неоднократно упомянула незлым тихим словом.

– Ты как здесь очутился? – возмутилась я, глядя, каким взглядом на меня смотрит любитель острых ощущений.

– Я… я… – икал принц, затравленно оглядываясь по сторонам, но тут же вспоминая о своем происхождении. – Да как ты с принцем разговариваешь?

– Судя по записке и короне, ты передумал быть принцем и решил уйти в неудачники! – усмехнулась я, чувствуя, что силы мои на исходе. Я колебалась, куда потратить их напоследок – на попытку выбраться из леса или на затрещину принцу! Последний вариант был настолько соблазнителен, что я сжала кулаки.

Мы петляли по лесу, пока не вышли к башне, откуда торчала лохматая веревка из волос местной красавицы. Если я не ошибаюсь, то здесь нужно повернуть налево. На небе дрогнула первая зарница рассвета, придав мне силы. И вот я уже отчетливо видела замок, к которому конвоировала принца, резко решившего отказаться от своих планов. По пути страдалец рассказывал мне о неземной любви, подвигнувшей его на эпический побег. Златокудрая красавица происхождения не совсем благородного вскружила нашему принцу голову еще до отъезда в Академию, несмотря на то что с детства он был помолвлен с другой. Но вечная любовь неожиданно прошла с первыми заморозками.

– Ты уверен, что она любит тебя, а не твою корону? – хрипло спросила я, глядя на ковыляющего рядом любителя Золушек.

– Она мне говорила, что ненавидит мою корону, – всхлипывал щуплый русоволосый принц по имени Гарольд. – Помню, как она сказала, что если бы я не был принцем, то мы бы смогли быть вместе… Она – внебрачная дочь барона, отданная на воспитание мельнику… Мы обмениваемся письмами через моего слугу…

– Хочешь проверить, любит она тебя или нет? – прокашлялась я, кутаясь в грязную и промокшую от утренней росы одежду. – Пиши ей, что ты больше не принц, что ты теперь обычный парень. Родители об этом еще не в курсе… И просто жди ответа. Вот так ты узнаешь, любят тебя за корону или просто так.

Я едва шевелила ногами, поднимаясь по лестнице, ведущей к входу в замок, пока мне воспевали красоты и достопримечательности возлюбленной.

Толкнув дверь, я тяжело вздохнула, отправляя Ромео спать, а сама почувствовала, как валюсь с ног от усталости. Я медленно сползала по стене, понимая, что ректорам Академии Прекрасных Принцев пора давать валерьянку за вредность.

Я отчетливо слышал, как хлопнула дверь. И даже видел, как в нее вошли двое. Принц шел по коридору, бубня себе что-то под нос: «Я больше не принц, любовь моя, но я все еще люблю тебя… Или лучше написать „обожаю“?»

Где ректорша? Ничего! Сейчас я ей все выскажу! И по поводу «свидания» тоже… А я ведь выскажу!

Я уже видел холл, в окнах которого застыли малиновые всполохи рассвета.

– Да как ты посме… – сквозь зубы начал я, а потом увидел ее, лежащую на холодном полу в грязной одежде… Ее рука распростерлась вперед, а на руке покоилась голова с грязными волосами, в которых застряли ветки и листья. Она лежала, как маленькая девочка, поджав под себя ноги. Лицо ее было расцарапано, на руках виднелись кровавые ссадины, а одежда была разорвана.

Неужели снова придется принимать человеческий облик… Я чувствовал, как все тени, которые есть, сползаются ко мне, а перед глазами стояла она, лежащая на холодном и грязном полу.

Хоть бы не проснулась… Хоть бы не открыла глаза…

Я заносил ее в ее комнату, глядя, как бессильно повисла ее грязная рука, на которой багровым, чуть вспухшим рубцом расцветала спекшейся кровью ссадина. Ее голова лежала на подушке, а я снимал с нее обувь, чужой камзол, напоминающий грязную тряпку, осторожно стягивал мантию… Она простонала во сне, когда я вытаскивал из ее волос листья и ветку. В моих руках была мокрая тряпка, которой я стирал грязь и кровь с ее рук. Если спросит, скажу, что это сделала… Шарман. Со старухой я договорюсь.

Я прикоснулся тряпкой ко лбу, рассеченному царапиной, и почувствовал, что она горит… У нее жар… Она снова простонала, приоткрыв потрескавшиеся и обветренные губы. Я положил руку ей на лоб, чувствуя, что она горячая.

Дверь хлопнула, по коридору послышались шаги и возмущенные возгласы. Я выставил вперед руку, и дверь в комнату с грохотом захлопнулась.