Кристина Юраш - Принц по ГОСТу [litres]

«Поклянись, что никому об этом не расскажешь! Клянись! Прямо сейчас!» – появилось на стене.

– Я и так бы никому ничего не рассказала, – выдохнула я, глядя на золотую надпись. – Клянусь, что о том, что здесь произошло, будем знать только мы… Бедный мальчик…

Я долго рассматривала лица покойных принцев, надеясь на то, что не увижу здесь знакомых портретов, а потом закрыла зал и отправилась в свою комнату, возле которой вертелась Шарман, сжимая в руках листик.

– Ты прямо как особа королевских кровей! – скрипучим и недовольным голосом заметила она, рассматривая меня с ног до головы. – Вот и верь после этого твоему слову! Пришлось самой все думать! Вот! Читай! Еще ни один мужчина не устоял перед стихами, написанными влюбленной женщиной! Помнится, был у меня один коронованный любитель поэзии. Собрал вокруг себя поэтов, которые наперебой восхваляли его величие. Там того величия, как выяснилось… Пятнадцать секунд величия, зато трехтомник од!

Мне протянули свернутый листочек.

– Вы умеете писать стихи? – поинтересовалась я, глядя на старую куртизанку-партизанку, скрывшую свой талант.

– Захочешь спать с королем – научишься! Я чуть голову не потеряла от него! – бормотала Шарман, пока я пыталась честно взять свои обратно слова, относительно стихов.

Там было еще три листа, которые я мельком пробежала глазами.

– Отличные стихи, – похвалила я, улыбаясь. – Отнесу, как только будет возможность!

– Нет, я думала, ты еще разочек его прочитаешь. – Шарман смотрела на меня так, словно только что вошла в список лучших поэтов современности. – А то в прошлый раз меня чуть не казнили за то, что из заглавных букв получилось слово «ДУРАК». А я ведь и не заметила! Как там было: «Дороже вас на свете нет. Украдкой слезы утираю, Рукой своей даю обет, Ах, как любить вас? Кто же знает?»

Я смотрела на первые буквы стихотворения: «Проклятье снимет любовь. Замок заколдован».

– Отнеси его как можно скорее! Я вся трепещу от волнения! Пусть ответит так быстро, как только сможет! – Шарман достала платочек и высморкалась. – Мне не терпится знать его ответ. Только никому ничего не говори!

Я посмотрела на нее, понимая, что хитрющая старушенция, скорее всего, выдумала всю историю с неземной любовью, поэтому отложила письмо в долгий ящик. Я долго искала в библиотеке ректора что-то, что могло бы дать мне подсказку, но ничего, кроме отчетов, скучных книг о правилах поведения и придворном этикете, я не нашла.

В дверь постучали, заставив меня оторваться от каких-то советов для начинающего придворного. Уже стемнело, а я понимала, что последнее время я – девушка-кроссворд, мечтая превратить рабочую вертикаль в сонную горизонталь.

– Дайте мне ключи от библиотеки и тренировочного зала, – на пороге стоял Флориан, решительно протягивая руку, в которую я с гордостью вложила два ключа.

На столе лежала огромная книженция «Проклятия и оскорбления, допустимые придворным этикетом», а поверх нее лежала уцелевшая половина книги «Проклятия короной», в которой какая-то завистливая личность повествовала о тяготах роскоши, богатства и абсолютной власти.

Свеча догорала, а мне на плечи легли руки, обнимая меня и заставляя откинуть голову назад, чтобы встретить желанный поцелуй. Его руки сжали меня, а я слышала шепот:

– Я так понимаю, что Шарман оказалась хитрей. Недооценил я женское коварство. Поклянись мне, что ты этого не станешь делать! – Я почувствовала, как меня прижимают к себе, не давая возможности закрыть книгу и прикрыть записку-закладку. – Поклянись мне, что ты не будешь пытаться снять проклятие!

Я молча сопела, пробегая глазами записку.

– Девочка моя, – меня слегка отпустили, шепча мне на ухо. – Я прошу тебя, поклянись мне, дай слово, пообещай, что не станешь пытаться лезть во все это. Я очень прошу тебя…

– Не могу обещать. – Я погладила его по руке. – Хотя могу пообещать, если ты мне сам все расскажешь…

– Не расскажу, – насмешливо прошептали мне, а я увидела, как его рука захлопнула раскрытую книгу, а потом скользнула по моему плечу.

– А ты знаешь, что отвлекаешь меня от работы? – заметила я, едва заметно улыбаясь. – Это на тебя не похоже…

– А что на меня похоже? – сладко прошептали мне на ухо. – Что там тебя Шарман просила? Узнать, что нравится мужчине? Мне вот интересно, а почему ты у меня не спросила?

– Эм… – Я осторожно закрывала рукой ящик стола, чувствуя, как целуют мои плечи, спуская с них рубашку. – Я не смогла спросить…

– А что тебе мешало? – Меня поцеловали в висок, поднимая на руки и усаживая на стол, поверх книг, нераспечатанных писем и документов, которые творческим беспорядком украшали стол.

– Хорошо, что нравится тебе? – начала я, чувствуя, как меня целуют, осторожно гася свечу. Я отвечала на поцелуи, выжидая паузы, чтобы продолжить свой вопрос. – Нет, ну ты так и не отве…

Меня снова поцеловали.

– Вообще-то я работаю! – шепотом заметила я, поглаживая его грудь и оглядываясь на дверь. – Вдруг кто-то войдет? Мало ли? Я просто ду…

Я боялась оторвать губы от чужих холодных губ. Ректорский стол в своей жизни видел многое, но что-то мне подсказывает, что не все… далеко не все… Меня придерживали за талию, пока я пыталась одной рукой отодвинуть письма и книги. Мне кажется, или я перевернула чернильницу? Впрочем, так ей и надо! Я задыхалась, положив руки на его плечи и глядя затуманенным взглядом на расстегнутый камзол. В огне перевернутой свечи сгорали родительские письма, а мне было глубоко плевать. Если честно, то в этот момент мне было бы все равно, даже если бы за моей спиной сгорела вся Академия.

Из сладких грез меня резко выдернул упрямый и громкий стук в дверь, которая тут же бесцеремонно открылась!

Призрак исчез, а я сползла со стола со скоростью звука, лихорадочно пытаясь погасить огонь на столе увесистым талмудом.

На пороге стояла делегация из венценосных родителей и их подобострастных прихвостней, щурясь на меня так презрительно, как посматривают на соседей, у которых в кои-то веки наладилась личная жизнь в ущерб ночной тишине.

– У нас есть конфиденциальный разговор! – изрек один худосочный папаша, поправляя корону, которая упорно съезжала со вспотевшей лысины. Я выразительно посмотрела на целый табор разодетых слуг, телохранителей и придворных. Где-то прищурились все агенты, шпионы, секретные службы, понимая, что такой конспирации им еще учиться и учиться. Эти придворные были странные, я бы даже сказала, молчаливые. Вместо того чтобы яростно негодовать, они молча смотрели сначала на меня, а потом бросали нервные взгляды вокруг.