Кристина Юраш - Принц по ГОСТу [litres]

– Портреты! – дернулась я, приходя в себя. – Если портреты уничтожить в замке, они восстановятся? А если вынести их и сжечь? Выносите портреты! Гобелены! Статуи! Все! Чтобы стены были пустыми!

Я набралась решимости, взяла себя в руки, стараясь не смотреть на пятно крови, и направилась к двери, пока принцы и преподаватели срывали золоченые рамы со стен, ломали их ногами и выносили на улицу.

– Мы сожжем их! – шептала я, спускаясь по лестнице и глядя на то, как во дворе уже сваливают кучу. – Все, до единого! Элберт! Поджигай!

Элберт обернулся драконом, а потом полыхнул пламенем в растущую на глазах кучу. Какой-то солидный бородач с усами, застрявшими между «кисой» и «Буденным», съежился, а холст тут же прорвали языки пламени. Рамы трещали, я стояла у основания лестницы, глядя, как выносят все новые и новые лица. Кто-то даже тащил натюрморт со сливами и виноградом.

– Эм… – заметила я, глядя на аппетитные лакомства в исполнении художника-гурмана. – Вообще-то это – не портрет…

– А вдруг? – Гарольд посмотрел на меня такими глазами, словно уже встречался с кровожадными сливами. – Мало ли?

Мимо меня несли какое-то полотнище в виде вековечных дубов.

– А… – напряглась я, а мне молча пальцем ткнули в какую-то человекообразную блоху, застывшую перед величием природы.

– Ну… Хорошо, ладно, – соглашалась я, глядя с облегчением как из замка выволакивают огромное батальное полотнище.

– Вот она! – кричал Айрон, сбегая вниз по ступенькам и таща в руках огромный портрет брюнетки в белом. – Я нашел ее! Это она чуть меня не задушила…

Брюнетка корчилась в пламени, а сверху на нее упал скомканный гобелен с мантикорой. Я смотрела на каждый портрет, вглядывалась в каждое лицо, которое отправляли в огонь. Пламя поднималось все выше и выше, а портреты трескались, корчились, словно живые. Огонь пожирал кусок обугленной рамы, оставшейся после какого-то ректора, позолота слезала и пузырилась, и тут же сверху упал портрет какой-то рыженькой красавицы с голубой розой в руках. Огонь плясал в ее волосах и кокетливой улыбке, запечатленной неизвестным, но очень талантливым художником.

– Вот! – В огонь полетел еще один портрет, но уже супружеской четы, а в глазах Юстиниана виднелись отблески огня. – За нее…

Он протянул руку и бросил в огонь свою золотую цепочку с фамильным гербом. Огонь пожирал портреты короля и королевы, радостно перескакивая на зеленого дракона.

– Помогите! Кто-нибудь! Я тут целое полчище врагов тащу! – послышалось из замка, а Юстиниан, смахнув слезы, бросился помогать вытаскивать огромную сцену сражения метр на два. – Держите ее! Левее! Меня не защемите!

На улице сгущались сумерки, а костер все горел, поднимаясь снопом искр в небо. Над лесом вопили вороны, а мы стояли и смотрели на пламя как зачарованные.

– А это что? – возмутился Робер, срывая что-то с шеи Флориана. В огонь полетел золотой медальон, украшенный замысловатым гербом с единорогом. – Не хватало, чтобы твои родители меня по ночам душить наведывались!

Раздался усталый смешок, а я безотрывно смотрела в огонь, понимая, что среди головешек и догорающих углей нет того самого портрета в синем камзоле…

– Гори, гори! Костер мой пионерский! – шептала я, глядя на то, как пламя медленно стихает, как алыми звездами разлетаются искры под натиском поднявшегося ветра. Последний всполох осветил лица, и мы побрели в замок.

Я поднималась по лестнице, чувствуя, что мои волосы насквозь пропахли дымом, а меня встречают опустевшие стены.

– Да ладно, – хлопал по плечу Юстиниана вспотевший и испачканный сажей Фредерик. – Потом в честь нее дворец построишь! Или, как наш прадед, орден учредишь! Государственную награду!

– Балладу закажи! – вмешался Айрон. – Красивую! Ты уже состаришься и умрешь, а баллада останется!

– Мы… это… поспим в зале для тренировок! Только подушки и одеяла возьмем! – вздохнул Флориан, обращаясь ко мне и поглядывая на остальных. – Нельзя его одного оставлять! Караульных мы все равно выставим! Мало ли! А вдруг? Все, как нас учили!

Я равнодушно кивала, чувствуя чужую невидимую руку, которая держит меня и не дает покачиваться от усталости.

Зал опустел, все разбрелись, а я положила свою руку поверх чужой руки, которая тут же стала видимой.

– Я всегда с тобой. Ни на шаг не отпущу… – прошептали мне на ухо. – Больше ни на шаг… Куда бы ты ни шла, я буду рядом…

– Где твой портрет? – прошептала я, стараясь не смотреть на растоптанную кровь. – Его не было среди сгоревших…

– Он лежит у меня на груди… Это – виньетка… Золотая виньетка, которую нарисовали незадолго до… – слышала я, чувствуя, как меня несут по лестнице вверх. – Я не могу даже взять ее в руку…

Она свернулась котенком на моей груди. На секунду мне показалось, что она спит, как вдруг…

– Из галереи идиотов все портреты вынесли?!! – Я вглядывался в ее перепуганные глаза в ореоле растрепанных волос. – Или, как обычно, про нее забыли?!

– Да, – смеюсь я, а она выдыхает и снова медленно опускается на мою грудь. Я сам помню, как срывал портреты, а принцы таскали их во двор. Моя рука поглаживала ее плечо, пока она, прикрывая глаза, снова устраивалась поудобней на моей груди.

– Хорошо, – проворочалась она, тяжело вздыхая и накрываясь одеялом. Через минуту она снова дернулась, скинув одеяло на пол. – А тот гобелен три на четыре со стены в галерее? Где моль съела принцессу раньше дракона? – Она уставилась на меня так, словно дракон уже дышит ей в спину. А я смотрю на нее с улыбкой и нежно глажу ее по голове, протягивая руку за одеялом.

– Его Арден снял, – отвечаю, а она снова с облегчением выдыхает, удовлетворенно укладывается и нервно поглаживает мою грудь сквозь рубашку. – Я вот, правда, не помню насчет гобелена со стадом разъяренных едино…

Договорить я не успел, она взметнулась вверх фурией, глядя на меня круглыми, как блюдца, глазами.

– Еще не хватало, чтобы у меня тут конюшня была! Нет, я, конечно, понимаю, что единороги иногда бывают очень няшные и кавайные, – возмущалась она, порываясь тут же бежать и сдирать гобелен, которого отродясь в замке не было. Я с усмешкой удерживал ее, глядя, как она негодует и расписывает будущее в хлеву. Слова «няшный» и «кавайный» заставили меня задуматься. Насколько я помню, «няшей» старые охотники называли грязь с тиной, а насчет «кавайных» – тут я вообще терялся в догадках.

– Тише, тише, тише, – я успокаивал мою фурию. – Я пошутил, не было у нас гобелена со стадом разъяренных единорогов. Я просто пошутил… Правда, есть те части замка, о которых даже я не знаю, есть тайные переходы, потайные комнаты, но будем надеяться, что их решили просто не украшать… Все-все-все… Что могли, то…