Ирина Лазаренко - Драконов не кормить

Золотой дракон сообразил, что впрягшиеся в телеги люди и лодки заменяют местным жителям лошадей – во всяком случае, Илидор за всё утро не видел нигде животных, способных сойти за тягловых, а конский навоз на дороге если и появлялся, то явно свежий, от эльфских лошадей, которые были впряжены в две донкернасские повозки.

Илидор жадно изучал одежду приречных жителей: грубоватые домотканые рубашки и платья, расшитые странными орнаментами: не гладкая яркая вышивка, как в северном Урреке, и не однотонные узоры, сложенные из мелких крестиков, какие, по словам Рратана, встречаются в Декстрине. Местные, видимо, протыкали свою одежду толстыми спицами или палочками, просовывали туда целый пук мохнатых цветных нитей, а потом протыкали следующую дырку. Одежды выглядели так, словно предки этих людей когда-то не смогли договориться, желают ли они шить рубашки или вязать их. Вокруг лба повязывали тесёмки: мужчины и женщины носили расшитые, а дети – серые или чёрные, а может быть, это был не чёрный, а очень грязный серый.

Золотой дракон жадно пожирал всё это глазами и втискивал лицо между прутьев решётки, страшно жалея, что не может оказаться ещё ближе и смотреть на всё ещё внимательней. Слушал и запоминал гортанные голоса и замечал необычный акцент: из-за гортанного говора привычные слова казались диковинными. А некоторые из них, как это обычно и бывало в новых местах, звучали вовсе незнакомо.

– Шаберка, шаберка! – Кричала краснолицая пожилая женщина, уставившись на один из домов, и было непонятно: она называет имя или ругается, или просто зовёт кого-то.

Вот бы разломать сейчас клетку в кочергу и выбраться из повозки! Походить среди этих людей, присмотреться к ним, провести ладонью по резным наличникам дверей, растереть в пальцах приречные травинки, серо-зелёные, ни на что не похожие! Узнать, зачем мальчишки пытаются доплыть до лодок и плотов. Спросить, кто такая шаберка…

Илидор стиснул прутья клетки так, что онемели пальцы, из горла вырвался низкий тоскливый рык. Кто-то из сподручников, ехавших на втором этаже повозки, услышал, стукнул пяткой по полу как раз над клеткой Илидора. Утихни, дескать, дракон. Фу, дракон. Сидеть.

Илидор сделал медленный вдох, такой глубокий, что заболело в груди, упёрся лбом в прутья, уставился на свои башмаки и медленно выдохнул. Потом ещё раз и ещё. Пока не закружилась голова, пока вместе с другими мыслями не помутнело желание превратить эльфов в груду кровавых тряпочек с красиво разложенными вокруг кишками.

Когда Илидор поднял голову, последнее приречное селение осталось позади.

К дракону вернулось противно-кусачее ощущение, будто он себя лишь обманывает, притворяясь, что может сбежать в этот огромный и прекрасный мир, такой близкий и такой недостижимый из-за прутьев решётки. На самом деле этот мир вовсе не ждёт его и видеть не хочет – ровно так же, как не ждут его и не хотят видеть сородичи-драконы.

Илидор не слишком похож на других драконов – что говорить, если он единственный из всех, кто явно предпочитает человеческую ипостась, пусть даже поначалу выбирал её исключительно из соображений безопасности: эльфы меньше пинают тех, кто похож на них, а не на зверей. Но теперь Илидору и самому больше нравится взаимодействовать с миром из человеческого тела, а не из драконьего. Вот бы человеческое тело ещё умело летать…

Но если золотой дракон не может быть своим среди драконов, то как собирается стать своим среди людей?

Может, первое, что они сделают, – стукнут его по башке и вернут эльфам.

Илидор встряхнулся. Эта клетка его основательно допекла. Вся его жизнь – перетекание из одной клетки в другую. До чего же сложно сдерживаться, чтобы не тряхнуть крыльями, не расколотить ржавой кочергой все эти решётки, двери, условия, запреты, окрики и заодно головы, которые их придумывают!

Драконышей не выпускают в холмы Айялы до подросткового возраста, когда у них появляется способность менять ипостась. Первые лет двенадцать драконыши проводят в детском крыле. Иногда их выгуливают во дворе замка, и кажется, что он сейчас рухнет на тебя со всех сторон сразу, или на крыше, что почти издевательство, ведь драконышам не позволяют летать и связывают им крылья, когда выводят на свежий воздух. Всем, кроме эфирных малышей – те пытаются взлететь с верёвками только один раз, а потом больше не пробуют. Мир для этих драконов – статичен, и эфирные малыши просто заключают, что они не могут летать. Потом, когда они вырастают, эльфам бывает непросто убедить их, что теперь летать можно, – если, конечно, они вырастают Хорошими Драконами и их выпускают в холмы Айялы.

Но в детстве до этого ещё далеко, всё драконье детство – это анфилада комнат на втором этаже и работа в замке, «чтобы не дурели от безделья». Драконьи лапы, особенно детские, плохо приспособлены для хватания, держания и тонких манипуляций, но эльфов это не останавливает, и драконыши постепенно учатся. Они чистят овощи на кухне, моют посуду и полы, дважды в год перетирают безумное количество замковых окон, длинных и тощих, как эльфы, делают свечи, разводят чернила, обляпываясь по самые глаза и вызывая шутки насчёт драконов в крапушку, и делают ещё сотню скучных дел.

Но, пожалуй, развитые хватательные лапы – это то, за что стоит сказать эльфам спасибо.

Драконыши, конечно, всё равно дерутся друг с другом, отчаянно кусают и заплёвывают эльфов, портят вещи, портят продукты, проказят – словом, делают всё возможное, чтобы к семи-девяти годам перезнакомиться со всеми машинными комнатами замка и впустить в своё сердце леденящий ужас перед машинами, который останется там навсегда.

Из других развлечений у драконышей – редкие визиты некоторых взрослых, обычно старейших. Эльфы строго следят, кто контактирует с малышами, – к примеру, Плохих Драконов, которые живут в замке, в детское крыло никогда не пускают.

Из своего детства Илидор хорошо помнил Хшссторгу: она несколько раз в год приходила к ледяным драконышам, говорила с ними, учила их. В такие дни всё вокруг словно бы подёргивалось сухим льдом, лампы притухали, звуки глохли, детское крыло почтенно внимало старейшей ледяной драконице.

– Дреуглы, – рассказывала Хшссторга, – разумные крабы ростом с человека, жили прежде на этой самой земле, которая нынче зовётся Эльфиладоном. Было это не более тысячи лет назад, пока эльфы не пришли на эти земли. И где теперь дреуглы? Даже косточек их не осталось. А до них были другие. И другие. И другие. Всё точно так же, как под землёй, где гномы пришли на смену четвероногим карлам пахрейнам, а те когда-то выжили в глубины ползучих крилов, а те в глубинах утратили разум и нарастили гигантские тела, превратившись в хищных червей хробоидов. Всё меняется одинаково в солнечном мире и в подземье, только драконы вечны. Кроме тех, разумеется, кто враг себе и своему роду и выберет не выживать.