Ирина Лазаренко - Драконов не кормить

Оглянулся на Ахнира. Тот мотнул головой. Движения эльфа были резкими и одновременно рассредоточенными, как будто его дёргали за верёвочки или только что пробудили от глубокого сна.

Следующей на драконе каталась девчушка лет восьми, потом – увесистый неуклюжий мальчик, приведённый за ручку бабушкой, следом к дракону начали подбираться девчушки-подростки во главе с той, которая приносила ему тарелку мяса, и Фезимий зычно объявил:

– А ну хватит, хватит, насели! Дайте отдохнуть человеку! Лошадь он вам, что ли?

Без большой охоты, но беспрекословно толпа начала расходиться, только группка женщин, очень пристально следивших за всеми полётами Илидора, так и осталась стоять где стояла. Дракон никак не мог понять, чего они хотят: детей эти женщины не вели, выглядели взъерошенными и живо что-то обсуждали, разглядывая Илидора так, словно прикидывали, как бы уложить его в котле половчее.

Тихий тум-тум барабанов и посвистывание дудок вроде заставили их очнуться, и женщины, оглядываясь и перешёптываясь, то и дело прыская в кулак, тоже затерялись среди шатров.

– Вот и минует первый день праздника, подаривший нам свой свет, тепло и пополнение наших семей, – раскатился над степью низкий голос Фезимия. – Приходит время одарить подарками наших гостей. Первым я хочу почтить племя Калабры, сына Куары, приехавшее на наш праздник из самых дальних земель. Да будут твои стада тучны и приплодны, Калабра, сын Куары!

Вокруг захлопали в ладоши, одобрительно закричали, а к шатру Фезимия вышел немолодой мужчина со свалявшимися чёрными волосами – полуголый, в одних только штанах, всё тело разрисовано шрамами.

А потом дракона словно отсекли от того, что происходило за пределами маленького пятачка, где он сидел, сложив крылья. Вот он с любопытством смотрит, что же дальше будут делать степняки, и прикидывает, не подобраться ли поближе, сменив ипостась – а вот его чувствительно хлопают по боку и рядом оказывается Ахнир Талай – словно горсть пыли просыпается на разгорячённую свободу этого дня, оседает на коже, хрустит на зубах.

– Ник-кгда не катался на драк-коне.

Ахнир смотрит в упор, он стоит так близко, что Илидор чувствует его дыхание и чуть отводит назад голову на длинной шее. От Талая несёт алкоголем. Звуки человеческих голосов тоже глохнут, припорошённые пылью, краски линяют, ветер затихает. Неугомонные и вездесущие дети степняков, только что с воплями бегавшие вокруг дракона, оказываются вдруг далеко-далеко, и даже солнце отворачивается, прячется за облаком.

Чёрно-рыжие глаза Ахнира похожи на ямы с горящим мусором, тесёмки ворота распущены и рубашка перекошена так, что в горловине видна острая ключица, волосы растрёпаны, губы Талая – непривычно яркие, красные. На щеках и кончиках ушей тоже горит краснота. Эльф слегка пошатывается и держит кружку с вином так, что оттуда того и гляди прольётся ему на ботинки. Он в полной мере сознаёт, до какой степени пьян, потому старается держаться столь высокомерно, сколь вообще способен. За его спиной стоят два сподручника, трезвые, напряжённые и хранящие в глазах сумрачную тоску, невыводимую с того дня в посёлке Кваф, когда им было велено выпустить Илидора из клетки.

Не глядя, Ахнир тычет в их сторону кружку, из неё плещет на траву.

– Под-держи.

Чайот Гарло берёт кружку и, кажется, с трудом удерживается, чтобы не треснуть ею Ахнира наотмашь. Чайот так сильно стискивает зубы, что смуглая кожа над желваками становится белой.

Ахнир Талай снова хлопает золотого дракона по плечу, едва не теряя равновесие.

– Поктаешь меня, др-ракон?

Разумеется, это не вопрос. Словно невзначай придерживаясь за Илидора, эльф делает несколько шагов, обходит его сбоку. Смотрит задумчиво на спину дракона, словно споря сам с собой, по силам ли ему нынче подобная высота.

Никакое Слово не обязывает Илидора развлекать эльфов, и Талай наверняка ожидает, что золотой дракон пошлёт его в сусличью нору, каких в этой степи должно быть валом, не промахнёшься. Сподручники тоже этого ожидают, потому подходят ближе и взглядами умоляют Илидора не подкачать, сопротивляться отчаянно и дать им повод наконец надрать ему зад. Даже степняки что-то понимают: одна за другой умолкают дудки, с тихим «бым» обрывают свой речитатив барабаны, затихают вопли и даже визг детей.

Все смотрят на золотого дракона, а золотой дракон безупречно тупым взглядом смотрит на Ахнира, вопросительно-выжидающе изогнув шею. Эльф стоит возле бока Илидора – дракон, конечно, животина не мелкая, но забраться ему на спину можно без большого труда, даже если ты ребёнок или пьяный эльф: шагнуть на согнутую заднюю лапу, уцепиться за крыло, перекинуть ногу – немногим сложнее, чем в седло. Особенно когда есть кому помочь.

Ахнир Талай, всё ещё не понимающий, будет ли дракон брыкаться, медленно облизывает губы и отирает ладони о штаны простецким жестом, неожиданно уместным для пьяного в сосиску эльфа. Сподручники подходят ближе. Степняки смотрят на дракона и эльфа очень внимательно, и от их взглядов воздух нагревается ещё сильнее.

Илидору страшно хотелось зашипеть на Ахнира. Махнуть крылом и отшвырнуть его на пять шагов. Растоптать его. Разорвать.

Илидор не двигался с места и смотрел на Талая безупречно тупым взглядом, а Талай, как водится у эльфов, не смотрел дракону в глаза, а примерялся, как бы залезть ему на спину.

Быть может, для всех бы оказалось самым удачным вариантом, если бы Ахнир просто подвернул ногу при следующем шаге и никуда не полетел, но он не подвернул ногу. Даже не позвал сподручников на помощь, собрал в кулак все свои хмельные силы и стал карабкаться сам. То ли нарочно, то ли случайно больно пнул дракона коленом в бок, с нажимом проехался каблуком по бедру, оставляя счёсанный след на блестящей чешуе, грубо дёрнул за крыло и, причмокнув губами, наконец устроился на спине Илидора.

Пнул его пятками, словно коня.

– Дав-вай, скотина! И не смей ронять меня, ты пнял?

Илидор не ответил, мягким толчком отбросил от себя землю, глухо хлопнули крылья, пронзительно взвизгнул Ахнир, внезапно осознавший, что оставил где-то на земле своё высокомерие. Распластался на драконе, словно попонка, и ухватился за его шею так, что он едва не закашлялся.

И ещё Илидор понял, что его отличный план может быть сорван внезапно и грубо, если Талая в воздухе стошнит, что очень даже запросто. О чём он только думал, когда согласился покатать это чудовище?

С гораздо большей охотой Илидор бы покатал даже Куа, и Ахнир это должен был понимать. Наверное, он выпил не менее пяти огромных кружек вина, если ему вдруг показалось хорошей идеей покататься на золотом драконе.

То есть кто бы сомневался, что ему хотелось ещё и так показать свою власть над Илидором, но эльф же должен понимать: в небе от его власти останутся одни бледные воспоминания. Ахнир просто свернёт себе шею, если Илидор поднимется повыше и сбросит его, и Ахнир за минувшие годы сделал более чем достаточно, чтобы Илидор очень хотел его сбросить, даже если за это ему придётся проститься с драконьей ипостасью, и даже если сподручники ошалеют от такого нежданного счастья и немедленно забьют его до смерти.