Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Черная баржа представляла собой катер больших размеров, с двумя мачтами и самодельными кабинами, установленными, когда она стала плавучей баржей. Рамсон стащил алюминиевую кружку – стеклянная посуда была вся разбита – со стойки, взял бутылку виски и прислонился к ограждению.

Он глубоко вздохнул, и внезапно его осенило – качающаяся лодка, усыпанное звездами небо и шепчущие воды – это было то, чего он не испытывал с тех пор, как ему исполнилось двенадцать лет и он повернулся спиной к Брегону, как он думал, навсегда.

Он бежал все эти годы и все еще гонялся за призраками своего прошлого – ради чего? Он сделал глоток из кружки, виски обжигающе потек по горлу. Он не мог смотреть в будущее, когда его прошлое все еще оставалось с ним, преследовало его каждый день.

Как только он закончит эту историю с Алариком Керланом, то будет свободен жить так, как пожелает. Идти туда, куда захочет.

Он хотел… он хотел…

– Я искала тебя.

Рамсон развернулся, выпивка в его чашке расплескалась. Ана стояла перед ним. Он был поражен тем, как ей удавалось выглядеть властной даже в растрепанной одежде и с пятнами сажи на лице. Она держала одну руку у спины, где темное пятно запачкало ее рубашку. Дая нашла для нее бинты на борту корабля, и ей удалось перевязать рану. Она осторожно прислонилась к перилам рядом с ним.

Это был первый раз, когда он близко рассмотрел ее с той ночи, когда они расстались в Ново-Минске. Серебро луны смягчило резкие черты ее лица, покрыв ниспадающие волосы и изгиб ресниц.

Рамсон был знаком с выражением ее глаз.

Это было чувство вины. Она прислонилась к ограждению, когда они отплывали, тупо глядя на горящий город, пока море полностью не поглотило его.

Он наклонился к ней, ощущая каждое едва заметное движение ее мышц.

– Что ж, я здесь.

Несколько мгновений они молчали, воздух между ними был тяжелым от невысказанных слов.

Наконец Ана тихо сказала:

– Шамира в некотором роде предупреждала меня об этом. – Она прижала руку к груди. – Мое сердце говорит мне, что я должна вернуться туда, сражаться со своим народом, но мой разум говорит, что я должна быть именно здесь.

Рамсону хотелось обнять ее и сказать, что все будет хорошо. Это было бы проявлением доброты, но также было бы и ложью – а он наговорил слишком много подобного за свою жизнь. Вместо этого он провел рукой по волосам и сообщил ей новость.

– Они забрали ее. Белые плащи – они забрали Шамиру. Я поехал к ней в дом, чтобы найти тебя, но тебя там не оказалось.

Костяшки ее пальцев, охвативших перила, побелели.

– Эти ублюдки.

– Я подслушал их разговор, – продолжил он. – Морганье нужна Шамира – и это хорошо. Это значит, что она сохранит ей жизнь.

Ана закрыла глаза и медленно кивнула.

– Мы вытащим ее оттуда. Как только я окажусь в Брегоне, то напишу Юрию. Он любит Шамиру так же сильно, как и я. – Она замялась, а затем выражение ее лица изменилось. – Это все моя вина, Рамсон. Шамира спасла меня в ночь инквизиции в Ново-Минске. Белые плащи, должно быть, выследили меня до ее дома, и… – Ее голос сорвался на шепот. – Если с ней что-то случится… Я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить себя.

Стоя рядом с ней, прислонившись к перилам, Рамсон, возможно, понимал, что она чувствовала: вину за то, что подвергла опасности тех, кого любила, и была бессильна что-либо с этим поделать.

– Шамира будто… была готова, – медленно произнес он, слова казались черствыми. – Я нашел картину у нее дома – картину с изображением океана. Это привело меня обратно к тебе.

– Она была готова? – повторила Ана. Она выглядела задумчивой, между ее бровями появилась складка, как это бывало всякий раз, когда она была глубоко в раздумьях. – Шамира мне кое-что сказала. Она сказала, что на моем пути она увидела океан.

– Очень точно с ее стороны. – Его тон был легким, почти шутливым.

– Я начинаю думать… – Ана замялась. – Я начинаю думать, что за этим стоит какая-то причина. Оружие, о котором упоминал Тециев, то, которое, по его словам, могло создать силу родства… Я думаю, он говорил правду. Линн сказала, что видела заключенного имперской инквизиции – человека с двумя силами родства. – Она сделала паузу. – Но почему оружие должно быть в Брегоне?

Брегон.

Надежда зажгла в нем маленький огонек, и внезапно его будущее развернулось, как страницы сказочной книги. Будущее, в котором его и ее пути могут привести к одной и той же цели.

– Есть кое-что еще, – сказал он и рассказал ей все, что узнал об Аларике Керлане и его новой схеме торговли аффинитами с Брегоном. Она слушала его, нахмурившись и закусив губу. – Я собираюсь найти его и положить этому конец, – закончил Рамсон.

– Но ты знаешь, кто покупает партию в Брегоне? – подсказала Ана.

– Это я и собираюсь выяснить, – ответил Рамсон. – Королевство Брегон никогда не проявляло интереса к магенам. Должно быть, это связано с черным рынком.

Ана повернулась к нему.

– Мы должны сотрудничать с правительством Брегона.

– Нет, – он говорил быстро, слово слетело с его губ в панике.

– Почему нет? Я много думала об этом. После Красных плащей, – она на мгновение замолчала, – мне нужно подумать о других возможных союзах. Брегон был бы хорошим местом для начала. Если я предложу заключить союз с их правителями…

– Нет, – повторил Рамсон. Его кружка громко звякнула об ограждение.

Ана подняла брови.

– Нет?

Он заерзал, его сердцебиение участилось.

– Брегонские руководители никогда не согласятся вести с тобой переговоры, – его голос прозвучал глухо.

Она перевела взгляд на далекий горизонт, и на мгновение ее зрачки вспыхнули красным.

– Я попрошу о разговоре с королем. – На ее лице появилось задумчивое выражение. – Я предупрежу правительство Брегона о том, что Морганья ищет этот артефакт, и предложу стратегический союз. Они могут даже согласиться напасть на нее. В конце концов, у них самый мощный флот в мире.

Рамсон положил руку ей на плечо, поворачивая лицом к себе.

– Ана, я вижу, что ты пытаешься разработать стратегию, но это не сработает.

Он пожалел о своих словах, как только произнес их. Ана встретилась с ним взглядом, и он заметил, как выпятился ее подбородок, увидел искру вызова в ее глазах.

– Почему нет?

Мелькание ольховых деревьев, холодное плечо, затененное лицо.

«Скажи ей правду, – настаивал голос. – Скажи ей, чей ты сын».

Но мысль, что она узнает, кто он такой – кем он был на самом деле, о его детстве и тех перешептываниях о сыне и бастарде, – вызвала в нем дикий приступ паники.

Заметив его колебания, она прищурила глаза.

– Рамсон, – сказала она, – ты должен пообещать мне, что больше ничего от меня не будешь скрывать. Мы в этом замешаны вместе.