Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

Северин замер. Обычно Руслан задавал вопросы, пытаясь поиграть. Но сейчас в его лице не было ничего, кроме искренней надежды. Непрошеная жалость уколола его в сердце. Амбиции заставили Руслана жаждать божественной лиры, которая наделила бы его властью, но рука об руку с властью шло безумие. В какой-то степени Руслан был не виноват. Но Северин не должен был нести за это ответственность.

– Скоро мы это обретем, – выдавил из себя Северин.

– Обещаешь? – спросил Руслан. Он уперся взглядом в колени, водя пальцем по золотому острию клинка. А затем вдруг прошептал едва слышно: – Я на все готов.

Северину казалось, что он смотрит в кривое зеркало. Он знал эту позу, эту сосредоточенность, эти бесконечные прикосновения к предмету, в которых чувствовались надежда и одновременно печаль. В его голове снова прозвучал голос матери:

В твоих руках – ключ от врат в божественное…

Он был другим. Он не пускался в погоню за тем, что уже было предрешено. И его надежда едва ли была невозможной.

Он был не таким, как Руслан.

Северин потянулся к капюшону, натягивая маску на лицо, когда гондола остановилась перед безлюдной аркой невзрачного серого здания.

– Если ты так отчаянно жаждешь божественности, тогда почему не рассказать мне больше о карте, которая приведет нас в храм? – поинтересовался Северин.

Руслан помрачнел.

– Потому что хочу, чтобы ты был достоин этого, мой друг. И сам хочу быть достойным этого, выбрав тебя, как того, кто разделит со мной силу божественности, понимаешь?

Северин вскинул подбородок.

– Ты понимаешь, что своими проверками ты, возможно, многого лишаешь себя самого.

Руслан склонил голову.

– В таком случае, я буду считать, что вселенная посчитала меня недостойным такого бесценного дара. – Он поднял голову и расхохотался. – Все в жизни требует веры, месье Монтанье-Алари. Я верю в тебя! Кроме того, ты уже учуял запах карты, мой друг, как ты и догадывался, она недалеко. – Он указал на стражника из Падшего Дома, который держал небольшой ящик размером с шкатулку для драгоценностей. – Здесь сокрыто ее знание.

Ева придвинулась ближе к Северину. Ее серебряная маска Коломбины, украшенная сапфирами, блеснула в свете фонарей.

– О да, месье Монтанье-Алари, – воскликнул Руслан. – Остерегайтесь драконов.

ПРОЙДЯ ПОД АРКОЙ,они ступили на небольшую площадку. Ступеньки тускло освещенной лестницы, открывшейся их взглядам, исчезали в темноте. Северин сделал пару шагов, как вдруг заметил, что Ева осталась стоять на месте.

– Разве ты не идешь?

– Чтобы они сразу же убили меня? – воскликнула Ева. – Нет уж, спасибо. Подожду тебя здесь. Но… ты расскажешь им, что я… я…

– Я расскажу им, – пообещал Северин.

Ева проглотила ком в горле, а затем кивнула.

– Иди.

Длинная лестница вела во внутренний дворик размером не больше столовой. По каменным стенам плясали размытые блики света. Глянув наверх, он увидел стеклянный потолок и понял, что находится под водой. Тени в воде казались струйками чернил. В этот момент длинное черное брюхо гондолы скользнуло по потолку и пропало.

В нишах в стене виднелись статуи ангелов со сжатыми ладонями и склоненными в молитве головами. Три статуи животных трехметровой высоты возвышались посреди комнаты. В их внутренностях было выдолблено углубление, где помещалась скамейка. Один зверь – огромный волк, с оскаленными зубами, вывалившимся языком, вздыбившейся шерстью. Другой – лев с крыльями, разинувший ревущую пасть. Северин узнал в нем символ Венеции, герб святого Марка, покровителя города. А в третьем существе Северин узнал ламассу, о котором рассказывал Энрике.

Ассирийское защитное божество, с головой мужчины, телом льва и птичьими крыльями.

Северин огляделся, внезапно его охватило уже знакомое чувство осознания происходящего. Это была его любимая часть в Приобретениях – неторопливые размышления в ожидании, когда комната сама раскроет свои секреты. Здесь не было двери, но все же эти статуи наверняка скрывали в себе вход. Он обернулся, словно собираясь поделиться предположением.

Но Энрике, Зофьи, Гипноса, Тристана и Лайлы не оказалось рядом.

Некому было снабдить его историческими справками, осветить комнату поярче, пошутить насчет запаха, наколдовать причудливые растения или выпытать секреты у предметов.

Он остался один. Но он отыщет их. И все исправит.

Северин поднял голову. Перед его глазами мерцала сияющая, словно размытая водой, надпись:

Входя в неизведанное, мы идем тропой тех, кто побывал здесь впервые.

Он понимающе улыбнулся.

Высокомерие могло заставить кого-то выбрать крылатого льва. В конце концов, это же была эмблема Венеции. Но откуда взялась такая особенность, как крылья? Настоящее выглядело палимпсестом, поверх множества пластов того, что много веков назад было священным или же нечестивым. Лев означал защиту, но раньше лев представлял собой древнюю версию, более древний символ защиты.

Это была проверка Дома Януса на смирение.

В конце концов, они считали себя стражами картографических сокровищ и, возможно, знали, что каждый уголок и каждый предмет в этом мире обладает огромной ценностью.

Северин приблизился к ламассу, положив руку на его жесткое каменное тело. Они едва не приобрели похожую статую в королевстве Пруссии. Энрике сказал, что ламассу когда-то могли достигать высоты более четырех метров, и такая пара возвышалась по обе стороны отделанного лазуритом входа в дворец.

– Считалось, что этот король – наполовину бог, и потому его будут охранять, как охраняли бы сами небеса, – говорил Энрике.

Северин опустился на скамеечку в задней части ламассу. В следующее мгновение крылья статуи приподнялись, и она неловко встала. Крохотные камешки с грохотом посыпались на пол. И некогда твердая стена сделалась полупрозрачной. Сквозь нее Северин различил неяркий свет люстр, расплывчатое буйство красок богатых костюмов гостей. Ламассу дернулся вперед, готовясь перенести его сквозь стену.

Северин ощутил, как его сердцебиение постепенно нарастает. От каждого шага ламассу лира терлась об его кожу. Ее спокойное, жутковатое жужжание наполняло его изнутри, словно отдаваясь в каждом ударе его сердца. Он представлял, как увидит Лайлу, Гипноса, Энрике и Зофью, и надежда расцветала в его сердце.

Надпись на стене у него за спиной медленно исчезла. Северин смотрел вперед, все его чувства обострились. И, несмотря на все это, он чувствовал себя немного самодовольно.

Вполне естественно, что он пойдет тропой древних.

Он вспомнил о голосе матери, о силе в своих жилах. Он был избран для этого.

Оставшись один в библиотеке, Энрике выдохнул в ладонь и принюхался.